— Ба, ты видала? Предки-то как откупаются?
Годы и месяцы я тратила на свои взгляды, выдерживала их, как доброе вино, прежде чем принять за истину, а он одним махом отрезал: откупаются!
Я промолчала, принялась расспрашивать внука про школу. Он отвечал вяло, вдруг сказал:
— У нас в классе девчонка есть, у нее тоже родители разошлись, так она все плачет, представляешь?
Я помолчала, прежде чем ответить.
— Представляю.
— А я считаю, это даже хорошо! — Я с испугом взглянула на Игоря. Он сидел под самым торшером на диване, лицо его было ярко освещено, и я все видела, все, самые легкие перемены. — Будь по-старому, когда бы еще мотоцикл заимел? Или цветной телевизор?
Я хотела прикрикнуть на него, сказать: «Бог с тобой!», но поняла — он не может говорить это просто так. Он меня испытывает.
— Ты так думаешь? — промямлила я.
— А что? Не прав? — глаза настороженно разглядывают меня, в глубине едва заметная хитринка.
— Я всякую истину проверяю тем, — говорю негромко, — что примеряю ее к себе. Смогла бы я так? Не смогла? Лучше мне стало бы? Хуже? Примерь, что выйдет?
Он рассмеялся. Сказал рассудительно:
— Ты, ба, закаленный кадр. Тебя на мякине не проведешь. Но кроме шуток! — Теперь он был серьезен. — Мне нравится мотоцикл, телик — смотри, какой цвет, квартира. Я не чувствую себя покинутым.
— А, напротив, самостоятельным, — перебила я.
— Да! Что тут такого, рано или поздно придется начинать, люди добиваются благ с трудом, — хотя бы родители! — а у меня все уже есть. Потом подарят машину.
Все еще проверяет?
— А когда будет машина? Когда все будет? Тогда как?
— К тому времени я женюсь и от них ничего не возьму.
Я рассмеялась.
— Но ведь после женитьбы, сынок, желаний не убавится, напротив.
— А я женюсь на миллионерше, — наконец-то проснулся в нем ребенок. Только я торопилась. Следующая реплика заставила содрогнуться. — Как отец!
Я молчала, теперь настала его очередь смеяться. Он засмеялся, подошел ко мне, обнял, проговорил ласково:
— Ну что ты переживаешь, ба! Все образуется. Только скажи, почему ты назвала меня сынком? Оговорилась?
Я обхватила его за спину — до плеч не дотянуться, высок, — прижалась к груди, уткнулась носом в холодную пуговицу, и горячая волна захлестнула меня с головой. Слезы катились, точно весенняя капель, я содрогнулась, как несправедливо обиженная девчонка, думая о том, что объятия сына уже давно не трогают меня, а вот прикоснулся Игорек — и готово, жалость затопила меня — жалость, нежность, тоска…
— Ба, — уговаривал меня внук, — ну что ты, ба, успокойся!
— Теперь ты для меня все вместе, — проговорила я, — и сын и внук.