“С того, что вы оставите меня в покое!” — чуть было не заорал я. Но вы же меня знаете: я ни при каких обстоятельствах не откажусь от галантного обхождения с дамами.
Вместо того чтобы послать их куда подальше, я попытался деликатно отвертеться от их общества. Мол, наша работа чересчур тяжела для столь деликатных и хрупких созданий. В доказательство привел тот факт, что существуют женщины-судьи, женщины-шоферы такси, но нет женщин-полицейских. Среди уличных регулировщиков, конечно, можно встретить дам, но и они работают исключительно в спокойных кварталах, на перекрестках буржуазных пригородов или рядом с детскими садиками.
Берта меня заткнула.
— Нечего нам лапшу на уши вешать, Сан-Антонио. Мы решили заменить мужчин, и мы их заменим во что бы то ни стало! — И, напрочь позабыв о смирении, она добавила, уперев руки в крутые бедра и выпятив грудь: — Ладно, обычно начинают с покойника, верно?
Пока двое моих помощниц осматривали останки господина Келушика, вернулся Матиас с алебардой. На клинке были вытравлены узоры, а древко украшено резьбой.
— Полный триумф, сынок, ты уже нашел орудие преступления! — возликовал я.
— Нет, — вздохнул филин. — Алебарда, да не та.
— Уверен?
— Абсолютно. Форма клинка не соответствует ране, и к тому же по крайней мере последние триста лет ее ни разу не запачкали кровью. Для очистки совести я отправлю эту штуку в лабораторию, но толку все равно не будет.
— Где ты откопал этот тесак, парень?
— В маленькой лоджии между двумя этажами. Там полно старинного оружия.
— Выходит, алебарду подменили?
— Похоже на то!
Я уважительно погладил пальцем арабески, вытравленные на клинке. В прежние времена людей резали на высоком художественном уровне. Смерти придавали достоинство и красоту. Или же предусмотрительные предки трудились на благо нынешних антикваров?
— Хорошо, Матиас, ты мне больше не нужен.
— Клиента убрать? — спросил опаленный солнцем, указывая на потолок. Я задумался.
— Да, можешь убрать. Воспользуемся темнотой, чтобы не поднимать лишнего шума.
Я пожал его мясистую клешню, и Матиас исчез. Затем я спустился к Нини. Она посасывала огромную сигару во вкусе семейства Берюрье, величиной с лунный модуль! Дым валил, как от паровоза, и пахла она крепче, чем сам город Гавана. Подружки убрались восвояси, и хозяйка предавалась размышлениям о том, что Берю называл “абзацами или странностями судьбы”. От сарказма не осталось и следа. Поздний час лишь усугублял тоску. Ночью все кошки серы и мысли тоже. Впрочем, серые мысли часто оборачиваются черными днями.
Когда я вошел с алебардой в руках, на челе гения отразилось мягкое недоумение.