Струги колыхались у берега, сталкиваясь друг с другом. Их вытащили из воды, чтобы не сорвало с чалок и не унесло.
Ермак ждал.
Он рассчитывал, как тогда, у Бабасанских юрт, что враг не выдержит испытания терпением, что хан сам прыгнет, чтобы вырвать занозу из сердца своего ханства, – и последний бой будет тут, у городка Аттика, выбранного Ермаком.
Ханская конница впрямь закружила близ городка. Ястребиные глаза кочевников издалека различали, что делается у казаков.
Но хан не давал знака к нападению. Только татарские стрелы подстерегали неосторожных, тех, кто показывался из-за насыпи. И все теснее сжимали свои круги подвижные татарские отряды.
Стало голодно. А татары открыто зажигали свои костры близко от городского вала и в городок тянуло жирным запахом жареного мяса.
Обросшие, оборванные казаки подымались тогда, как косматые звери, из накопанных берлог-землянок…
И уже роптали.
…Темной ночью сесть на струги и бежать на Русь. Вот она – стылая осень, а за ней зима. Ни один казак не доживет до зеленой травы…
– Волков накормим своим мясом.
Ермак слышал это.
На все доставало силы до сих пор, неужели не станет ее на последнее? Но разве он не знал, что на той дыбе, на которую поднял он войско, еще раз заколеблется сила самых испытанных?
Теперь ни дня не ожидал он, пока глухой ропот станет открытым или заглохнет сам собой.
Он сам вышел навстречу ропщущим и поклонился, как в кругу на Дону или на Волге.
Он сказал:
– Думайте, браты-товарищи, отойти нам от места сего или стоять единодушно?
И в ответ понеслось, что слышал до того: кинуть все, бежать на Русь. Он подождал. Потом сказал с сердцем:
– Псы скулят, а не люди. Как шли вперед, вороги бежали. Сами побежите – перебьют поодиночке. Не множество побеждает, а разум и отвага.
Показал через реку, к востоку.
– Вон он, Сибирь-город. Полдня осталось. Там честь и слава.
Заревели:
– На гибель завел! Смертную тоску сердце чует! Назад веди! Не поведешь – сами уйдем, другого поставим над собой!
Озираясь, Ермак крикнул:
– Вы так мыслите? Все так присягу помните?
Толпа колыхнулась. Сзади раздалось:
– Вины нам высчитывать. Это что ж… Ханские саадаки сочти!
Загудел медленный, густой, сиповатый голос:
– Фрол Мясоед… Сумарок Сысоев… Филат Сума… Митрий Прокопьев… Пётра Дуван… Васька Одинцов…
Считал пустые места в казачьем войске, выкликал тех, чьи кости тлели в сибирской земле. И слышно было, как после каждого имени с каким-то всхлипывающим шумом человек втягивал воздух.
Над головами толпы Ермак видел высокий берег. Он тянулся с запада на восток. Крутые овраги местами прорезали его. На самых высоких буграх стояли городки. Вот он – тот, что называли татары Алафейской – Коронной горой! Кто укрепится там, будет неуязвим. Но и этот берег придется брать. Это тоже не минуло.