– Эх, ты! – говорит папа. – В той задаче нужно было узнать, во сколько дней двадцать пять плотников построят восемь домов, а в этой нужно узнать, во сколько шесть жестянщиков сделают тридцать шесть ведер. Обе задачи решаются одинаково.
Папа принялся объяснять, как нужно сделать задачу, но у меня уже все в голове спуталось, и я совсем ничего не понимал.
– Экий ты бестолковый! – рассердился наконец папа. – Ну разве можно таким бестолковым быть!
Мой папа совсем не умеет объяснять задачи. Мама говорит, что у него нет никаких педагогических способностей, то есть он не годится в учителя. Первые полчаса он объясняет спокойно, а потом начинает нервничать, а как только он начинает нервничать, я совсем перестаю соображать и сижу на стуле, как деревянный чурбан.
– Но что же тут непонятного? – говорит папа. – Кажется, все понятно.
Когда папа видит, что на словах никак не может объяснить, он берет лист бумаги и начинает писать.
– Вот, – сказал он. – Ведь это все просто. Смотри, какой будет первый вопрос.
Он записал вопрос на бумажке и сделал решение.
– Это понятно тебе?
По правде сказать, мне совсем ничего не было понятно, но я до смерти уже хотел спать и поэтому сказал:
– Понятно.
– Ну вот, наконец-то! – обрадовался папа – Думать надо как следует, тогда все будет попятно. Он решил на бумажке второй вопрос:
– Понятно?
– Понятно, – говорю я.
– Ты скажи, если непонятно, я еще объясню.
– Нет, понятно, понятно.
Наконец он сделал последний вопрос. Я списал задачу начисто в тетрадку и спрятал в сумку.
– Кончил дело – гуляй смело, – сказала Лика.
– Ладно, я с тобой завтра поговорю! – проворчал я и пошел спать.
За лето нашу школу отремонтировали. Стены в классах заново побелили, и были они такие чистенькие, свежие, без единого пятнышка, просто любо посмотреть. Все было как новенькое. Приятно все-таки заниматься в таком классе! И светлей кажется, и привольней, и даже, как бы это сказать, на душе веселей.
И вот на следующий день, когда я пришел в класс, то увидел, что на стене рядом с доской нарисован углем морячок. Он был в полосатой тельняшке, брюки клеш развевались по ветру, на голове – бескозырка, во рту – трубка, и дым из нее кольцами поднимался кверху, как из пароходной трубы. У морячка был такой залихватский вид, что на него нельзя было без смеха смотреть.
– Это Игорь Грачев нарисовал, – сообщил мне Вася Ерохин. – Только, чур, не выдавать!
– Зачем же мне выдавать? – говорю я. Ребята сидели за партами, любовались морячком, посмеивались и отпускали разные шуточки:
– Морячок с нами будет учиться! Вот здорово! Перед самым звонком прибежал в класс Шишкин.