— Такое впечатление, что мы знаем друг друга лучше, чем это возможно в данных обстоительствах — продолжил он в соответствии со сценарием. — И в самолете что-то ощущалось. Верно?
Он повернулся ко мне.
— М-м-м, — все, что я могла ответить. Право, уж эти мне мужчины! Но он живет в Калифорнии. Я искала оправдание тому, что звучало, как заученная фраза. Кажется, калифорнийцы весьма откровенны и восприимчивы к космическим связям.
— Довольно обо мне. — Стивена, похоже, смутила собственная открытость. — Как вы попали в кинематограф?
— Сначала я стала балериной. Таков мой путь к свободе. Мне нравилось это занятие больше всего на свете, но к двадцати пяти годам тело подвело. Травмы. Я отчаянно пыталась восстановить форму, но не смогла. Надо было что-то делать, и мне повезло.
— Мне следовало догадаться, что вы были танцовщицей. По вашей походке, длинным ногам, таким же, как у тех прекрасных девушек-лебедей, в которых я влюбился, попав старшеклассником на балет. Представляете, меня много лет преследовали фантазии по поводу этих лебедей.
— Значит ли это, что вы ответили бы на мои телефонные звонки, если бы знали, что я когда-то была лебедем?
— Какие телефонные звонки?
— Стивен, только не говорите, что не получали мои сообщения.
— Нет, хотя дочь справлялась каждый день где бы мы ни путешествовали. Вы действительно звонили, Элизабет?
— Да, звонила пару раз.
— Не могу поверить, что она так поступила. Бедная Дженн, она иногда бывает собственницей, но попытайтесь ее понять. Моя жена умерла, когда Дженн была еще маленькой.
— О, мне очень жаль.
— Да, Дженн — славная девочка, но я проявлял чрезмерную снисходительность. Испортил ее. Это моя вина.
— Где она сейчас?
— Я по-прежнему ее балую. Отправил в Париж с одноклассницей и ее семьей. Конечно, пришлось купить ей новый гардероб и множество туфель. Девчонки обожают туфли. Пусть почаще общается с ровесниками. И если уж они питают слабость к туфлям, то Дженн их получит.
— Воспользуйтесь теннисным лагерем. Мои подруги жалуются, что их дочери без ума от флоридского летнего лагеря, а зимой общаются только со своими нью-йоркскими партнерами по теннису и бредят Андре Агасси. Впрочем, по крайней мере не болтаются без дела.
— Наверно, есть такие спортивные дети, но Дженн не из их числа. Возможно, будь моя жена жива, она бы захотела, чтобы Дженн играла в теннис.
— Она была теннисисткой?
— Тони занималась всем. В школе была пловчихой. Это помимо лыж. Мы оба входили в олимпийскую сборную. Как родственные души, вместе открывали мир. Это было чем-то большим, нежели роман. Поженились очень молодыми. Затем Тони погибла, управляя маленьким самолетом в Хальстатте. Мне сказали, что она была одна, когда это случилось. Я просто умирал от горя…