Официант подошел к нашему столику; сероглазый испанец собрал все счета — свой, мой и шведской пары и, несмотря на наш дружный протест, благодушно расплатился. Шведы, поблагодарив его, удалились. Вскоре мой щедрый сосед поднялся и пригласил меня прогуляться по пестреющей цветами Рамблас. Какой чудесный день! В это время суток в начале барселонского лета безоблачное небо еще хранит приятную утреннюю свежесть, блестящие автомобили еще не сверкают отраженными солнечными лучами, а потрескавшиеся тротуары и асфальтовые мостовые еще не пышут жаром… Вместе с новым спутником мы затесались на Рамблас в толпу вокруг торговца диковинными птицами; дюжины ярких пташек из разных стран радостно щебетали в чистеньких клетках… Давно забытые мужские голоса — «Que guapa, guapisima», прекрасная, прекрасная, — звучавшие когда-то на Рамблес вслед длинноногой Бетти, снова раздавались вокруг. Голоса мужчин становились все громче, ритмичнее и наконец превратились в вибрации, исходящие от движущейся толпы. Испанец нежно обнял меня за талию, желая то ли защитить, то ли заявить о своих правах, но я с удивлением испытала проснувшееся чувство опасности, всколыхнувшееся в душе… «Осторожно», — подсказывал почти забытый внутренний голос. Мы свернули с Рамблас на огромный, заваленный свежими продуктами знаменитый барселонский рынок «Ла Бокериа». Бетти всегда обожала бродить по «Ла Бокериа».
Пахло всевозможной снедью; волновали ткани, запахи, яркие краски. Щедрый незнакомец купил темный виноград. Но вдруг какой-то беспечный мальчишка со всего маху случайно врезался в столик, где высилась гора винограда. Мы стали помогать торговцу собирать обрушившуюся лавину; и, поднимая мраморные шарики, смеялись громко, как дети. Незнакомец подал мне руку и помог подняться. Смех зазвучал свободнее: нас объединяла радость — повсюду, куда ни кинь взор, красная мозаика. Тысячи сочных красных ягод клубники перемешались с тысячами спелых красных помидоров, алыми яблоками и колбасами всевозможной толщины. В воздухе на крюках висели мясные туши и рыбины различных оттенков, от розового до темно-красного. Буйство красного цвета дополняли устрицы, моллюски и пурпурные сливы. Нигде на свете меня так не поражала сочная зелень светлых олив и изумрудных листьев.
Шумный рынок полнился покупателями, торговцами, аристократами и нищими, но мы по-прежнему пребывали в своем изолированноммирке сексуальных обещаний. Моего спутника звали Карлос; он был художником, регулярно выставлявшимся в Барселоне и Мадриде. Мне не было никакого дела до того, кто он и чем занимается. Я наслаждалась свободой от однообразия биографий и личных достижений. «Меня зовут Бетти, — назвалась я, чтобы услышать звучание старого имени. И взъерошила свои залитые солнечным светом волосы, как бы это сделала Бетти. — Я путешествую». Наши тела блуждали, словно единое целое, мимо прилавков и лотков, ноги ступали по одним и тем же ступеням.