«Si, carina. — Он понимающе посмотрел на меня после выступления Мерседес, когда в зале зажегся свет. — Ты все еще хочешь танцевать».
«Как соблазнительно, Джордж».
Я почувствовала себя дискомфортно — причина состояла не в сути правдивого замечания, а в том, что он с такой легкостью заглянул мне в душу.
«И что потом? Снова страдания из-за травмы?»
«Страдания из-за того, что ты любишь больше жизни».
Сейчас, сидя в такси, я сгорала от нетерпения, желая увидеть Мерседес в танце La Guitana. При одной только мысли, что он посвящается мне, меня охватывал восторг.
— Вот, возьмите, — я снова обратилась к водителю, протягивая через окно в стеклянной перегородке еще пятьсот песет. Таксист получил желаемое, и мы мгновенно оказались возле «Лас Куэвас».
Жозе, Свен и Пако уже находились там.
— Ты заблудилась в дороге?
Со мной поздоровались. На меня обрушились поцелуи, первоклассная еда, вина, новые знакомства. Главный зал клуба был декорирован под цыганскую пещеру. Мерседес и Родольфо обнимали продюсера Альмодовара, актера Тапье и Жозе Греко, прибывшего с сыном и дочерью, известными исполнителями фламенко. Мерседес возбужденно отдавала указания армии официантов и поваров. Без сомнения, она меня еще не видела.
Наконец клубные гитаристы сменили рок-певца. Пришло время Мерседес очаровывать гостей. Все расселись за столиками. Мерседес ышла из боковой двери в огненно-красном платье, и покоренные ею посетители повернули головы; свет в зале погас. Она замерла, безупречно изогнувшись.
— Дамы и господа, — заговорила она на испанском сквозь аплодисменты, что сопровождали ее выход, — я посвящаю танец La Guitana, «Цыганка», своей новой американской подруге, талантливому продюсеру, бывшей прекрасной танцовщице. Танцовщица ведет бродячую жизнь цыганки и понимает главное в цыганской душе — стремление к свободе.
Слово «свобода» прозвучало так, что в моей душе образовалась щемящая пустота. Сердце тотчас шепнуло: «Почему там Мерседес, а не ты? Пойди и почувствуй, что значит танцевать в свете прожекторов. Вернись к источнику радости, заставлявшему тебя забыть обо всем, — туда, где существует только танец, пространство заполнено музыкой, царит совершенство». Я слушала, погружаясь в музыку и магию. Видела двадцатилетнюю Бетти в первом соло аллегро в «Театро дел Лисео». Бетти, парящую над сценой в русских прыжках, отточенных мадам Вероша. В воздухе девушка касалась согнутой ногой своей головы, потом бесшумно опускалась на сцену; затем — четкое, отточенное передвижение на пуантах, которое она так тщательно отрабатывала, потрясающий пируэт, переходящий в балансирование на одной ноге, жест в сторону аудитории. Наконец — темнота. Бетти, а не Мерседес, склонилась до пола перед публикой, когда музыка смолкла. Длинноногая танцовщица Бетти в короткой белой пачке с блестками принимала розы и гром аплодисментов.