— Я могу отложить поездку на неделю, — предложил Рубенс.
— У меня все равно не будет времени.
— А когда же ты сможешь?
— Теперь уже нет, — сказала она с заметным замешательством, — теперь уже долго не получится…
— Случилось что-нибудь?
— Нет, ничего не случилось.
Оба были смущены. Похоже, лютнистка больше не хочет видеться с ним, но ей неловко сказать ему об этом прямо. И в то же время эта догадка была так неправдоподобна (их встречи были всегда прекрасны, без малейшей тени), что Рубенс продолжал задавать ей вопросы, стремясь понять причину ее отказа. Но поскольку их связь с самого начала была основана на полной обоюдной независимости, исключавшей всякое принуждение, он запретил себе утруждать ее далее, пусть даже вопросами.
Итак, он закончил разговор, добавив лишь:
— Но я могу тебе еще позвонить?
— Конечно. Отчего же нет? Он позвонил ей через месяц:
— У тебя все еще нет времени повидаться со мной?
— Не сердись на меня, — сказала она. — Ты тут ни при чем.
Он задал ей тот же вопрос, что и в прошлый раз:
— Случилось что-нибудь?
— Нет, ничего не случилось, — ответила она. Он помолчал. Не знал, что сказать.
— Тем хуже, — сказал он, печально улыбаясь в трубку.
— В самом деле ты тут ни при чем. С тобой это никак не связано. Это касается только меня.
Ему показалось, что в этих словах открывается для него какая-то надежда:
— Тогда все это вздор! В таком случае мы должны увидеться!
— Нет, — возразила она.
— Если бы я был уверен, что ты уже не хочешь меня видеть, я не сказал бы ни слова. Но ты же говоришь, это касается только тебя! Что с тобой происходит? Нам надо поговорить!
Но, произнеся это, он тотчас подумал: ах нет, это всего лишь ее деликатность, которая мешает ей сказать ему настоящую причину, даже слишком простую: он ей уже неинтересен. Она настолько деликатна, что не решается это сказать. А потому он не вправе ее уговаривать. Тем самым он стал бы ей неприятен и нарушил бы неписаный договор, который повелевал каждому из них никогда не требовать того, что нежелательно другому.
И потому, когда она снова сказала «прошу тебя, не…», он больше не настаивал.
Он положил трубку и вдруг вспомнил австралийскую студентку в огромных кроссовках. Она также была отвергнута по причине, ей неведомой. Если бы ему представилась возможность, он стал бы ее утешать теми же словами: «Ты тут ни при чем. Это с тобой никак не связано. Это касается только меня». Он вдруг интуитивно почуял, что история с лютнисткой кончилась и ему никогда не понять причины. Точно так же, как и австралийской студентке никогда не понять, почему кончилась ее история. Его туфли будут бродить по свету чуть более меланхолично, чем до сих пор. Так же, как и огромные кроссовки австралийки.