— Я намерен получить свой груз там так или иначе. Он должен быть доставлен, прежде чем я уеду из Мортхоу. Или я разыщу вас и разделаю под орех всю вашу гнусную шайку!
— Н-но у нас нет этого бренди! Честное слово! — Казалось, щупленький сейчас упадет в обморок.
— Не верю, — свирепо прорычал Остин, хотя его уже начали грызть сомнения. Может, дурни в самом деле говорят правду?
— Поймите, сэр… — Тип с квадратной мордой, на которой было жалобное, умоляющее выражение, обернулся к нему. — Мы уже истратили большую часть ваших денег. Но мы отдадим все остальное, а недоимку отработаем, клянемся.
— Отработаете? Вот уж точно отработаете, еще как! — Остин весь дрожал, он был во власти унизительной ярости, причем злился не столько на этих олухов, сколько на себя самого. Бульдог Остин впервые в жизни растерялся и не знал, как себя вести и что делать дальше. — Вы свяжетесь со своим человеком и договоритесь о доставке следующей партии, и немедленно, иначе я, клянусь, найду вас. А когда отыщу, повешу обоих за ноги, чтоб у вас кровь из ушей полила! — Глаза их испуганно расширились, и он с ребяческой жестокостью, даже с воодушевлением, принялся за описание жутких подробностей: — А затем я лично пришью ваши пальцы друг к другу. А потом кликну моих людей — пусть поиграют в ножички на ваших животах!
— Вы н-не посмеете нас т-тронуть, сэр! — Парень с квадратной мордой хоть и бледен был, а все же храбрился. — Мы под охраной — и у нас страшный защитник!
— Верно! — пискнул щупленький, цепляясь за локоть своего товарища. — Наш заступник может насылать очень сильное невезение!
— Черт побери! — взревел Остин так, что приятели отступили еще на шаг назад. Подбородок его воинственно выпятился, светлые глаза засверкали в тусклом свете фонаря. — Везение — невезение, что за чушь! Никакого везения не существует! Или человек справляется с делом, или не справляется! И я очень вам советую с вашим делом справиться, иначе…
Тут что-то метнулось в сторону, и бочка, на которой стоял фонарь, с грохотом повалилась на бок. Конюшня внезапно погрузилась в кромешную тьму, полную шуршания и шарканья. Остин рванулся вперед, надеясь схватить негодяев, и врезался головой в низкую балку. Из глаз полетели искры. Он пошатнулся, хватая ртом воздух, и выронил пистолет. Шаря по полу в поисках его, он заметил краем глаза, как тьму прорезала серебристая полоса лунного света, когда дверь со скрипом растворилась, а затем с глухим стуком захлопнулась. Мерзавцы удрали!
— Черт, дьявол, ад и преисподняя, — выругался он слабым голосом, сжимая ладонями гудящую голову. Теперь к старой боли прибавилась новая — режущая и острая как бритва. Он заставил себя глубоко вздохнуть несколько раз и наконец смог выпрямиться. Его охватил гнев.