— Ведь учитывая, что лакей его сиятельства сейчас никак не в состоянии ухаживать за виконтом и тем более отвезти его в Лондон, его сиятельство вынужденно останется на вашем попечении.
Чарити извинилась и вышла из комнаты. Глаза ее сверкали. В коридоре она остановилась и посмотрела на дверь, ведущую в комнату раненого аристократа, не удержалась и светло улыбнулась. Глаза ее потеплели, а лицо засияло вдруг удивительным одушевлением.
Сероглазому Рейну Остину придется остаться. Барон же Пинноу, проводив глазами соблазнительную фигурку Чарити, ощутил сильнейшее чувство тревоги и обратился к пожилой даме:
— Леди Маргарет, вы не можете допустить, чтобы мисс Чарити ухаживала за его сиятельством, когда это предполагает… такой тесный контакт.
— М-м… — ответила на это леди Маргарет, которая думала примерно о том же, но по совершенно иной причине. — Я пошлю за Гэром и Перси. Прямо сейчас.
Чарити с бабушкой сообщили Рейну Остину о несчастье, постигшем его лакея. Виконт воспринял новость тяжело.
— Ногу сломал, дурак! — Он напрягся и высунулся из-под простыни, которую было натянул на себя при их появлении. Он был очень похож в эту минуту на рассерженную черепаху, высунувшую голову из своего панциря. — Поверить не могу! Что за дьявольское невезение! — вырвалось у него, и как только он сообразил, что выбранился при дамах, от смущения немедленно выбранился снова: — Проклятие какое-то! Я отказываюсь терпеть это и дальше!
— Придется потерпеть, молодец, — раздраженно бросила леди Маргарет и фыркнула, покосившись на его забинтованные ягодицы. — Похоже на то, что оба вы застряли у нас надолго.
— Черта с два! Еще одной ночи я не выдержу! — Он приподнялся на руках, повернулся, увидал Чарити, стоявшую в изножье кровати. Опять она. О Боже… нет! Его так и скрючило от нечестивых мыслей.
— Но почему же вы не выдержите? — Чарити приблизилась к нему с хмурым и задумчивым выражением.
Почему? Она еще спрашивает! Рейн напрягся всем телом и стал как кусок гранита. Снова лежать здесь, быть пленником ее нежной заботливости — никогда в жизни он еще не был в столь глупом положении. Он не понимал, что же такое с ним происходит всякий раз, когда эта девушка оказывается в поле его зрения.
Она стояла рядом с ним, так близко, что он мог бы до нее дотронуться, и смотрела на него своими чудными глазами, и ее нежное овальное лицо было как драгоценная слоновая кость, а кожа — как нежнейший шелк. Его пальцы очень хорошо помнили ощущение, которое он испытал, когда дотрагивался до нее, а его губы предвкушали жар, который он испытает, коснувшись ее всей целиком. Боль, терзавшая его тело, меркла, слабела при ней, будто само присутствие этой девушки отменяло боль. Вид ее действовал на него как ни одно из известных человечеству болеутоляющих. И он прекрасно знал, что явится на смену боли. Как только боль исчезнет, соблазнительная женственность вступит в свои права, он почувствует возбуждение при виде ее желанных губ и гибкого тела…