Мысли об Энни Чейз О'Нейл преследовали Оливию. Она чувствовала, что ее состояние не улучшалось, а скорее ухудшалось, и теперь, когда она сидела в гостиной, наблюдая, как Пол и нанятый им загорелый молодой человек таскают в грузовик коробки и мебель, она осознавала, что находится во власти навязчивой идеи.
Она не хотела быть здесь в тот момент, когда Пол станет забирать свои вещи. Она не ожидала, что он сделает это так быстро, так внезапно. Но он позвонил сегодня рано утром, сказал, что нанял грузовик, и спросил, не возражает ли она. Она ответила, что не возражает, потому что хотела видеть его. Она использовала любую возможность, чтобы увидеть его, несмотря на то, что после каждой встречи чувствовала себя разбитой. Прошло немногим более пяти месяцев с тех пор, как он ушел, а она по-прежнему испытывала боль при виде его. Даже сейчас после того, как он обратился к адвокату и подписал долгосрочный договор на аренду коттеджа в Саут-Нэгз-Хед, она все еще тешила себя надеждой, что он увидит ее и поймет свою ошибку.
Пол остановился в дверном проеме между гостиной и столовой и достал из кармана шорт платок, чтобы вытереть лоб.
– Ты уверена насчет мебели из столовой? – спросил он.
Занимаясь погрузкой, он снял рубашку, и его кожа блестела. Темно-русые волосы были влажными, он убрал их со лба назад, а в очках отражался свет из окна за ее спиной. Она ощутила волну бесполезного безнадежного желания, и устремила взгляд мимо него в пространство.
– Она твоя, – сказала Оливия, держа палец на том месте в журнале, на котором остановилась. – Она принадлежала твоей семье много лет.
– Но ведь она тебе нравится.
«Похоже он все-таки чувствует себя виноватым», – подумала она.
– Она должна остаться в твоей семье. Он задержал на ней взгляд еще немного:
– Прости меня, Лив.
За последние несколько месяцев она слышала от него эти слова столько раз, что в них уже не было никакого смысла. Она смотрела, как он поднял два стула, стоявших у стола, и направился к двери.
Она сидела, словно приклеившись к дивану, боясь взглянуть на бреши, которые он оставил в доме. Когда он уйдет, она возьмет себя в руки, и все отойдет. Постепенно. Это пойдет ей на пользу. Может быть, реальность ее чему-нибудь научит. Может быть, она перестанет надеяться.
Пол вернулся в дом, в столовую. Оливия встала и подошла к двери, наблюдая, как они откручивают ножки у перевернутого стола. Когда с последним болтом было покончено, Пол выпрямился и посмотрел на нее. Он поправил на носу очки в золотой оправе и улыбнулся ей. Этот жест ничего не значил – просто нервное движение. У него был все такой же слегка неуверенный, трогательно растерянный взгляд, который привлек ее десять лет назад, когда он работал в «Вашингтон пост», а она в больнице «Вашингтон дженерал». Она подумала, как легко она может все изменить. Всего несколькими словами она могла бы вернуть его. Она позволила себе немного пофантазировать. «Я беременна», – сказала бы она, и он уронил бы ножку стола и уставился бы на нее. «Боже мой, Лив, почему ты мне ничего не сказала?» Может быть, эта новость вывела бы его из того идиотского оцепенения, в котором он пребывал все эти месяцы. Нет, она не скажет ему ни слова. Она не хотела, чтобы ребенок стал причиной его возвращения домой. Если он и вернется к ней, то только потому, что все еще любит ее. Она не могла допустить другого варианта.