Он еще много часов лежал в постели, размышляя о том, как найти дорогу в темном лабиринте. Нельзя было довериться случаю и сделать неправильный шаг. Были все шансы на успех, если только следовать его расчетам. Его голова работала безостановочно. Разговаривая сам с собой, он говорил вполголоса отрывочными фразами:
— Отец прав… Вызвать недоверие… Прервать всякую связь между ними… Но как?… Один я не смогу…
Вдруг он радостно вскочил.
— Да! Я знаю план! Влюбленная в меня Любочка мне поможет… Она — мой союзник…
Утро дало о себе знать шумом в доме и на улице. Борис вдруг заснул. Но это был не освежающий сон. Он видел дикие сцены. Образы его чрезмерно раздраженной фантазии летали вокруг него. Это были фантастические образы Веры, Любочки и других знакомых. Вдруг он увидел, как открылась дверь и поток писем, гонимый невидимой силой, закружил по комнате. Напрасно он пытался закрыть дверь. Напрасно искал защиты от все нарастающей массы писем. Все выше и выше росла гора бумаги. Работая руками и ногами, он много раз пытался вылезти из этой кучи… Все было напрасно. Вот уже эта масса покрыла его целиком, все тяжелее и тяжелее сдавливала ему грудь… Он едва мог дышать. С каждой секундой росла опасность… Он боялся, что бумага похоронит его живого. Тогда его охватило отчаяние. Собрав последние силы, он соскочил с кровати с пронзительным криком о помощи.
Открыв глаза, он увидел Василия, стоявшего перед ним.
— Вы беспокойно спали, Борис Иванович, и даже позвали на помощь, — сказал он своему барину. — Не желаете ли чего?
— Нет, слава Богу, ничего. То, что меня испугало, был только сон, ужасный сон. Мне казалось, что я умираю. Быть может, это было предостережение свыше?… — добавил он тихо.
В следующий вечер нетерпение Беклешова привело его к Громовым ранее, чем обычно. Ему не терпелось начать плести сеть, в которую он рассчитывал поймать ценную добычу. Долго ждать он не умел, это было противно его натуре. Он должен был действовать, пока ясно видел фарватер.
Ему пришлось звонить дважды, пока открыли дверь. Не задерживаясь, он начал подниматься по хорошо знакомой лестнице.
— Борис Иванович, — крикнул ему швейцар, — что вам угодно?
— Глупый вопрос, — ответил Беклешов раздраженным тоном.
— Мария Дмитриевна с молодыми дамами уехали в театр и еще не вернулись, — сообщил швейцар.
Борис топнул от злости ногой. Но, когда он собрался спуститься, швейцар сказал с хитрой ухмылкой:
— В гостиной одна Любовь Степановна. Я слышал, они несколько минут назад на фортепьяно играли.
Дважды Борис не заставил повторять эту новость. Он поспешил наверх. Старый слуга усмехнулся ему в спину.