Председатель помолчал, потеребил ус и медленно перевел глаза на Груню:
– Это что же у тебя делается, бригадир?
– У меня! – вспыхнула Груня. – Как это – у меня? Мы все грядки делали… мы не портили…
– Они не портили! – горько сказал Ромашка. – Это не они, это петровские колхозники на конях проехали!
– Что ты, Ромашка! – крикнула Груня со слезами. – Ты и правда думаешь, что это мы?
– Нет, не вы, – повторил Ромашка. – Я и говорю – не вы, я говорю – это петровские… Это им не понравилось, что мои гряды тетка Елена похвалила!
– Ну уж, если ты не веришь… – у Груни осекся голос, она докончила почти шепотом: – Тогда как хочешь! – и гордо отошла в сторону.
– Груня не портила! – быстро и горячо сказала Стенька. – И я не портила! Мы все время вместе были. Может, вот Женька…
– Что? – крикнул Женька. – Ты что мелешь?
Все закричали, заспорили. И каждый доказывал, что не трогал Ромашкиных гряд.
Председатель слушал, покачивая головой.
– Эко дурачье! – сказал он. – Один делает, другой портит. С такой работой, братцы, далеко не уйдем. А идти-то ведь нам еще ой как далеко!
Председатель велел поскорей принести заступы и помочь Ромашке. И пригрозил: если это повторится, то он виновнику так всыплет, что тот и своих не узнает.
Ромашка никого не подпустил к своим грядам. Сделал сам. Молча посадил огурцы. И ушел, не сказав никому ни слова, ни на кого не взглянув.
Невесело в этот день было на огороде.
А вечером еще и мать журила Груню:
– Как же это так? Огород – общий. Земля – общая. Разве Ромашкина грядка – это его собственная? Разве он так же не для нас всех старается? А вы его грядку – топтать? Ведь это все равно что свою топтать! Надо порадоваться, что у парня работа ладится, да поучиться у него, а они вон что! Истоптали! Ну, куда это годится?
– Мама, – повторяла Груня, – ну я же не топтала! И даже не знаю кто! Мы и не думали даже!..
– Так надо узнать, кто такую чепуху сделал. Да хорошенько взыскать. А прощать такие дела нельзя.
Ромашка был человек гордый, непокладистый и обиду помнил долго. На огороде работал особняком. Окликнут его – не оглядывается. Спросят что-нибудь – не отвечает. Будто он в огороде совсем один – копает-копает, потом отдохнет немножко. Обопрется на заступ и глядит куда-то на деревья, на облака. А потом снова начнет копать. Работал он крепко, споро. Невысокий, коренастый, как молодой дубок, он был самый сильный из всех ребятишек в Городище.
Когда позвали на обед, Ромашка не поднял головы и не выпустил заступа. Груня подошла к нему:
– Ромашка, обедать!
– Без тебя знаю, – буркнул Ромашка.