- Бальзам грудной, бальзам грудной...
- Халва тантаранская...
- Лед, лед...
- Кому белую глину, кому белую глину, кому белую глину...
Позади Джума-мечети, выше базарных весов расположилось на одну ночь кочевье по пути на эйлаги - горные пастбища. Женщины закупали необходимые вдали от города мелочи. Коробейник Джухут Шами осипшим, хриплым голосом повторял:
- Иголки, нитки, шнурки, галуны, ленты...
Женщины толпились вокруг его короба, дети шныряли под ногами.
Базар... У каждого свой товар...
Поэта Базар притягивал разнообразием звуков и лиц, ему было любопытно и тревожно. Базар жил своей размеренной жизнью. И у каждого - свой товар, который надо продать.
- Огурчики...
- Шафран, шафран, аромат - целый мир, цвет - темный янтарь!
- Лагичские башмаки: четыре двугривенных пара, на заказ - восемь двугривенных!
- Кому воды, кому воды.
У Сеида Азима от запахов слегка кружилась голова.
Базар... У каждого своя беда.
Погонщик верблюда протянул руку:
- Братец, будь добр, скажи, сколько тут денег?
В углу между двумя лавками писарь, на маленьком ящике перед ним книжка гаданий. Уличный писарь - заодно и местная гадалка. На легкие горести напишет вам заклинание...
Сеид Азим задержал шаг.
- Возьми цветок руты, обезьяний волос, смешай. Когда придет время возвращения скота с эйлагов, зажги и дымом окуривай больного, пусть надышится вволю, все его болячки пройдут. Если же не найдешь руту и обезьяний волос, заверни в голубую тряпицу щепотку соли, шепни имена семи человек и среди них имя больного, потом сожги тряпицу с солью, но так, чтобы никто не видел, и все пройдет.
Сеид Азим усмехнулся: "Ах, если бы средство от всех горестей так легко было узнать..."
Сеид чуть не сбил с ног старую кочевницу, отступил в сторону, давая ей дорогу к уличному писарю.
- Дорогой, у моей коровы молоко совсем никуда не годится! Каждый раз кувшин надаиваю, а масло не сбивается, да вонзится спица в дурной глаз... Молла написал заклинание и сказал: привязать к рогу коровы, я привязала. Но все осталось по-прежнему. Загляни поглубже в свою книгу, да буду я жертвой каждого ее слова, может, поможет мне? Может быть, найдешь средство от моей беды?
Писарь, он же гадалка, с медлительностью важно поднимает книгу, целует переплет, кладет на колено и торжественно раскрывает. Долго-долго вглядывается в одну страницу, переворачивает ее, читает следующую, губы его шевелятся, но голоса не слышно.
"Бедная женщина, и этот ее надует..." Поэт отошел, с сожалением покачав головой.
В самом конце Весовой площади два крестьянина, продавшие привезенный из села товар, собирают пустые мешки и хурджины, тот, кто помоложе, скатывает мешки рулоном и засовывает их стоймя в хурджин, тот, что постарше, сортирует закупленные в городе мелочи и тоже запихивает перевязанные тряпками сверточки в хурджин. Рядом с ними трется головой о землю облезлый осел. Земля без единой травинки, бесчисленным количеством ног и копыт превращенная в просеянную муку, покрывает пылью все вокруг. "Ээх!" - крестьяне разом подхватывают хурджины и укрепляют на ослиной спине. Осел, должно быть, голоден. Поклажа, прилаживаемая на спине животного, говорит о том, что скоро они покинут город. Осел фыркает. На минуту все исчезают в пыли.