– Постойте, постойте, да не встречались ли мы с вами у Каминского?
– Встречались! – охотно ответила женщина. – А зовут меня Евгения Михайловна.
– Прончатов!
Он думал, что стиснет пальцы, но ему ничего не досталось – только холодные скорлупки ногтей оказались в руке Олега Олеговича да от приблизившейся Евгении Михайловны пахнуло душистым теплом. Именно поэтому Олег Олегович совершенно неожиданно для себя отступил от женщины на один шаг.
– Ну, до свидания, до свидания, Евгения Михайловна, – снисходительным тоном попрощался Олег Олегович и, резко повернувшись, пошел к двуколке, и уже через две-три секунды у Прончатова был такой вид, словно на свете не существовало никакой Евгении Михайловны.
– Пшел! – приказал он Чаусову. – Пошевеливайся, пошевеливайся!
Через десять минут Олег Олегович подъехал к конторе, приказав Чаусову ждать, пошел по длинному и темному коридору в свой кабинет. В приемной сидел бессонный дежурный, при появлении главного инженера он поднялся и доложил:
– Телеграмма из области. Получена в двадцать часов двадцать пять минут.
Олег Олегович неторопливо прочел: «Понедельник приезжают сплавконтору секретарь обкома Цукасов зпт заведующий промышленным отделом Цыцарь тчк Приготовьте развернутое сообщение делах конторы зпт форсируйте безусловное выполнение месячного плана зпт разработайте предварительные мероприятия выполнения плана следующего месяца тчк Инструктор обкомпарта Белов…»
Прончатов сдержанно улыбнулся. «Молодец Петька Белов! – подумал он о своем старинном приятеле – инструкторе обкома. Потом он вопросительно поднял брови. – Почему, интересно, надо было разрабатывать план на следующий месяц? Для кого? Для себя или для товарища Цветкова?»
– Ба-ба-ба! – вслух произнес Прончатов. Ну и жестоким же сделалось лицо Прончатова; с таким лицом нож в зубы и на проселочную дорогу.
В четыре часа ночи, когда над далекой стеной кедрача зачинало само себя солнце и утишивался ночной бой крупной рыбы на Кети, Прончатов возвращался с Ноль-пикета. Приморившийся жеребец шел иноходной рысцой, Гошка Чаусов однообразно поцокивал. Вокруг-кругом была божья благодать: и заливной луг, покрытый ровной, нежной травой, и пурпурно-темная застекленевшая река, и протертое до сияния небо – все было из конфетного антуража, и лениво подремывающий Прончатов мстительно думал: «Уйду, мать вашу перетак, в бакенщики!», так как все еще злился на леспромхозовских, которые в тот миг, когда Прончатов приехал на Ноль-пикет, не только перестали давать крепежный лес, но, как и предполагал Олег Олегович, довели до истерики Сергея Нехамова. Именно в ту секунду, когда Прончатов появился на рейде. Нехамов кричал на всю разделочную площадку: