– И все это из-за того, что ты хочешь нести еще более тяжелую ношу! – тоже после длинной паузы сказала Елена Максимовна и неожиданно для Прончатова энергично поднялась. – Не опаздывай к ужину, муженек!
Твердо всаживая каблуки в ковер, Елена Максимовна пошла к дверям, открыла их, но задержалась все-таки. Обернувшись, она спросила:
– Ты уверен, что Цукасов за тебя?
– Да! – ответил Прончатов.
– Не опаздывай к ужину! – повторила Елена Максимовна. – Я пошла.
Только сейчас Прончатов понял, чем объясняется и приход и быстрый уход жены, – не Тагарская сплавная контора беспокоила ее, а нечто более важное. Жене нужно было увидеть его лицо, посмотреть в глаза, послушать его голос. И вот она уходила успокоенная, так как все короткие минуты их общения Прончатов целиком и полностью принадлежал Елене Максимовне, любил ее отчаянно, был естествен в этой любви, как дерево в росте.
– Будь здоров, Олег!
Когда бесшумно закрылись двери и в кабинет пришла глухая безлюдная тишина, Прончатов долго-долго сидел не шевелясь, затем подошел к окну, оперся лбом о холодное стекло. Зачем действительно волнения, интриги, вранье и хлопоты? Не сгинет же, черт побери, в тартарары сплавная контора, сам речной поселок Тагар – останется на земле вот эта белая церковь, освещенная теплыми лучами солнца, зеленая пространственность рек, кедрачи и глухая громада Васюганских болот. Будь ты неладен, трижды проклятый и трижды любимый Тагар! Но отчего боль и гнев охватывают тебя, когда думаешь о том, что ступит на тагарскую землю чужой человек, пройдется начальственной ступней по тротуару, сядет в кабинете Михаила Николаевича? Что знает, он об этой белой церкви, что говорит ему старый осокорь на берегу, синий кедрач, в котором бродил мальчишка Прончатов!
За синим кедрачом течет небольшой приток Оби – таежная речушка Смородиновая, за ней распластывается другой кедрач, а уж за ним – два больших длинных озера, на которых плавно качаются кувшинки, играет крупная рыба, по ночам полощет крутые рога прозрачный месяц. Что знает об этом Цветков? Разве было в его жизни такое, когда тайга, реки, озера, небо татарской земли платили за любовь к ним здоровьем, молодостью, силой?…
Здесь автор в последний раз делает отступление в прошлое своего героя, припомнив, что через несколько месяцев после окончания войны, в августе тысяча девятьсот сорок пятого года…
В августе с неба часто падали звезды, озерная вода была густа, как чай; по ночам на лугах косили тишину дергачи-птицы, луна над веретями и сорами Васюганских болот висела пустая, прозрачная до синевы. Звезды все падали и падали, но меньше звезд не становилось, вот только боязно было, как бы не сорвалась с места самая яркая в Нарыме звезда – Полярная. От страха перед тем, что звезда обреченно покатится вниз, Олег Прончатов закрывал глаза и в темноте лежал долго-долго, пока хватало решимости. Рана в плече болела, запахи госпиталя окружали кровать, хотя давным-давно были сняты повязки. Всю ночь Прончатов ворочался на горячих простынях, пытаясь уснуть, заползал с головой под подушку, но сна не было. Тогда Олег читал о том, как у майора Ковалева пропал нос или черт сидел за плечами кузнеца Вакулы.