Но вот вдруг начался у входа в конюшню, то бишь в театр, страшный переполох, крики, смех. И мы, как и весь зал, смертельно перепугались. Подумали было, что в городок ворвалась банда и нам пора бежать прятаться. Но напрасно мы так подумали.
Положение оказалось более сложным.
Оказывается, запоздавшие грузчики где-то поймали шарманщика с его общипанным попугаем и затащили его в театр, вытолкнули на сцену, потребовали играть.
Старый бородатый цыган шел на сцену, как идут на плаху. Он никак не мог понять, что здесь происходит и куда его тащат.
– Послушай, Макар, поддавай жару! Видишь, какая свадьба здесь идет, только без музыки.
– Не стесняйся, Макар! Сам бог тебя привел сюда. Видишь, наши артисты уже охрипли и с ног валятся. И музыки у них нет.
– Поддай жару, шкалик тебе поставим! – доносились со всех сторон дружеские голоса.
– Попка дурак! Попка дурак! – несвоим голосом закричал попугай, увидав знакомую публику.
Зал хохотал, а старый цыган ожесточенно закрутил ручку шарманки.
Публика сразу, казалось, забыла, зачем она сюда пришла.
Все смотрели на цыгана, на попугая и слушали музыку, которую слыхали уже тысячу раз.
Я почувствовал, что спасен. Мои братишки и сестрички все еще не сводили с меня насмешливых глаз, строили мне рожи, и я не в силах был удержаться, смеялся в самых неподходящих моментах, но ничего с собой не мог поделать.
Тут я увидел нахмуренное лицо папы. Он на меня смотрел такими глазами, что я не знал, куда деваться. Да, мне от него крепко попадет. И черт меня дернул переодеться в этот дурацкий балахон, ермолку, вымазаться сажей и глиной. Теперь мне ребятишки прохода не дадут. Все будут меня дразнить. А что скажет отец – я боялся даже подумать. Хоть домой не возвращайся.
Нет, вам незачем было мне завидовать. По глазам Кивы я понял, что не ударил сегодня лицом в грязь, танцевал, выкручивался прилежно, слушал все его команды, и он мною остался доволен. Но я был обессилен и насквозь пропотел.
Нет, никаким мороженым, никакими котлетами больше меня на сцену не заманите. Это было в последний раз.
А тем временем, старый цыган с суровым лицом неустанно скрипел на своей шарманке. И время от времени его попугай извергал:
– Попка дурак! Макар дурак! Макар дурак!
И все это вызывало у публики бешеный восторг. Можно поклясться, что ни бендюжники, ни грузчики в жизни так не орали, не смеялись, как в этот субботний день.
После вихрястого танца Кива Мучник пришел немного в себя, подошел ближе к цыгану, кивнул ему, чтобы играл потише, и запел своим божественным голосом песенку, которую весь зал дружно подхватил: