Что и говорить, веселая у нас была житуха!
Мы бежали за колымагами, норовя уцепиться за какую-нибудь из них, чтобы подъехать, а иногда противные биндюжники, – чтоб они провалились, – хлестали нас своими длинными батогами, гнали, как прокаженных, и близко не подпускали к мешкам с таранкой и солью.
И вот мы собрали сход всех мальчуганов нашей Раковки и заключили между собой союз, дав себе зарок, что, как только подрастем, все станем бендюжниками и тогда никакой сатана не позволит себе хлестать нас, обижать, не будет выкручивать нам руки, драть за уши, как вот эти звери с нами делали, когда мы хватали на ходу целую таранку или горсть соли.
Нет, как себе хотите, но более милой и славной профессии, нежели профессия бендюжника, нет и не может быть на свете.
Но артистом я никогда не стану! Это тоже был мой тайный зарок.
И несмотря на то, что я никогда не бросал слов на ветер, мне все же в то тяжелое время довелось нарушить клятву и стать артистом. Правда, всего лишь на один день.
И виновником этого был не я, – я бы никогда не нарушил клятвы, – а мой закадычный дружок и товарищ Кива Мучник, соседский парнишка.
Это был разбитной малый, стремительный, ловкий, языкатый. Уже одно то, что он был старше нас на целый год, служило ему поводом командовать всеми нами, и слово его для всех нас было законом. Ребятишки с нашей улицы относились к нему с особым почтением, так как он много читал, знал множество удивительных историй и рассказывал их нам частенько. Мы забирались в чужие сады, набивали полные пазухи яблок, груш, слив, а затем целой ватагой убегали в загородный парк, забирались в «дубивку», поглощали без конца зеленые фрукты и слушали душераздирающие истории, которые нам рассказывал Кива Мучник. Чем, скажите, плохо? Благодать!
При этом надо отметить, он прибавлял много отсебятины, пользуясь своей фантазией, и однажды был уличен кем-то из наших ребят, читавших книгу, о которой он говорил. И мы крепко избили рассказчика, чтобы не завирался впредь, а рассказывал точно так, как дяденька писатель написал.
Но он за это на нас не был в обиде. Подумаешь, поймал несколько зуботычин от малышей – не велика беда!
Уважали мы его, вернее, относились к нему немного с завистью; в хедер он ходил, когда вздумается, уроков дома не делал, всегда опаздывал, за что учитель частенько поколачивал его.
В отличие от всех нас он ел сало при всем честном народе и даже гордился этим. В синагогу его и калачом, бывало, не заманишь, даже когда надо было читать поминальную молитву по умершей матери.
Кива Мучник никого не боялся, даже самого бога, что в те годы считалось довольно-таки большим подвигом.