– А где сейчас твоя мать? – спросила Джоанна.
– Она убежала из миссии, чтобы присоединиться к своему клану. Но хранитель песен сказал, что она раскрыла белым наши секреты, и он пропел ей плохое заклинание.
– Ты говоришь о песне-отраве? – Джоанна застыла в ожидании ответа.
– Да.
– И… она умерла?
– Не знаю. Может быть, она еще вернется. Хранительницы песен это могут.
– Сара, – Джоанна говорила очень медленно, – моя мать говорила о яде или отраве. И я начинаю думать о том, что она, возможно, умерла от песни-отравы. Но ее пели не для нее, как я полагаю, а для ее матери, моей бабушки.
– Дух бабушки очень силен, – ответила Сара.
– Сара, когда ты смотришь на меня, ты видишь беды вокруг меня? Замечаешь песню-отраву?
– Подождите, – вдруг сказала Сара, поднимая руку. Она огляделась и медленно встала. Джоанна тоже поднялась и увидела сквозь деревья идущего к ним Иезекииля. С собой он нес бумеранг, похожий на те, что Джоанна видела на стене кабинета в Лизморе. Он подошел к Саре и тихо произнес:
– Табу.
Потом он повернулся к Джоанне.
– Уходите. Это место не для вас. Вы слышали запретное. Вы приносите плохую магию.
– Нет, Старший отец, это не табу, – возразила Сара, и в глазах старика от ее слов промелькнуло удивление.
– Ты говоришь запретные вещи, дитя.
Джоанна видела, как дрожит Сара, видела страх и непокорность в ее взгляде. По виду Иезекииля было заметно, что он не привык, чтобы ему возражали.
– Несчастья надвигаются, – изрек старик.
И хотя Иезекииль не повышал голоса и лицо его оставалось бесстрастным, как маска, Джоанна почувствовала его гнев и его собственный особый страх. И она подумала, что от его внешнего спокойствия становится еще страшнее. Он посмотрел на Сару с Джоанной и пошел своей дорогой через лес.
«Вот и Рождество подошло, – думала Полин. – Время дарить подарки и петь хоралы, встречаться с друзьями, украшать ветками дома и пить вино с пряностями. А еще, – она с хитрой улыбкой посмотрела на себя в зеркало, – пришла пора соблазнять».
Полин бросила взгляд на часы над камином в спальне. Они показывали половину девятого. Две недели назад перед своим отъездом в Мельбурн Хью обещал заехать за ней этим вечером в девять часов и отвезти в Стратфилд, где в сочельник устраивали бал. Три дня назад он сообщал ей телеграммой, что выехал из Мельбурна. Теперь он, должно быть, готовился к балу у себя в «Меринде».
Готовилась у себя дома и Полин. Глядя на свое отражение в зеркале, она не могла удержаться от довольной улыбки. Хью ждал сюрприз. Он еще ничего не знал об этом, но Полин твердо решила, что брачной станет для них ночь не через три месяца, а нынешняя. На ней был пеньюар из ее приданого, атласный, цвета персика. Бальное платье лежало на постели, а турнюр с нижними юбками все еще оставался висеть в платяном шкафу.