– Я бы просил вас всех, товарищи газетчики, уяснить себе и помнить одну истину, которая касается нас с вами и всей Красной Армии… Мне запомнился разговор в первые дни войны с одним умнейшим человеком… с генералом Чумаковым Федором Ксенофонтовичем… Товарищ Иванюта его знает.
– Жив генерал Чумаков?! – Иванюта встревоженно выглянул из-за чьей-то спины.
– Жив, хотя не уберегся от немецкого железа. Был тяжело ранен… – И бригадный комиссар продолжал: – Так вот, мы тогда с генералом Чумаковым размышляли над тем, как себя в нравственном отношении чувствуют фашистские вояки, вторгаясь на чужую территорию и бесчинствуя на ней. И пришли к выводу, что у ослепленного националистическим угаром врага был довольно высокий моральный дух, ибо перевес в силах был явно на его стороне… Но высокий боевой дух бывает и у волка, у другого хищного зверя, когда он настигает, а тем более терзает свою жертву… А на чьей стороне в такой ситуации нравственное превосходство?.. С первого часа войны и до сих пор и до конца войны оно было и будет на нашей стороне, ибо мы защищаемся от алчной фашистской агрессии. На нас напали, мы защищаемся, обороняем свою землю, свою свободу, свое первое в мире социалистическое государство. И каждое наше печатное слово, как и устное, произнесенное партийными и комсомольскими работниками в окопах, должно укреплять и возвышать моральный дух советского воинства. Сегодняшний номер вашей газеты показал в этом важном деле образец, но в нем… не соблюдена разумная дозировка в количестве ударного, нравственного, активного материала.
Жилов, ощутив недоумение, охватившее сотрудников редакции, пояснил свои слова:
– С ударным материалом тоже надо обращаться по-хозяйски… Ну зачем вам понадобилось в одном номере печатать письмо Ирины Чумаковой и ответ ей однополчан Алеся Христича, а тем более простреленный комсомольский билет минометчика?.. Надо было все распределить на два-три номера газеты, чтоб, заинтересовав читателей, подольше продержать их в таком состоянии.
Жилов умолк, вглядываясь в лица газетчиков и пытаясь угадать – разделяют ли они его суждения.
Поднялся старший батальонный комиссар Панков и обращаясь к Жилову, спросил:
– Можно мне сказать, товарищ бригадный комиссар?
– Конечно.
– Для начала вопрос: вы, случайно, сами не газетчик?
– Случайно нет, – ухмыльнулся Жилов.
– Нельзя не согласиться с тем, – Панков старательно расправил под ремнем гимнастерку, – что мы действительно поддались напору самого материала, содержащихся в нем событий и, как говорят, передали кутье меду…
– Мед-то больно горький, – заметил Жилов.