Доминик оказалась по левую руку хозяина дома, а Клаудиа сидела справа от него. Джон оказался довольно далеко от нее на той же стороне стола. Изумленная этим, Доминик взглянула на Винсенте, поймав на его лице странно торжествующее выражение. Оно почти тотчас же исчезло, и он опять превратился в спокойно-любезного хозяина дома, расточающего комплименты, обсуждающего достоинства вин, подававшихся за обедом.
Но Доминик едва замечала, что она ест. Она была полна мыслей о том, что Винсенте Сантос намеренно старается разлучить ее с Джоном, и не только физически, как в данном случае. Она чувствовала бессильную ярость. Ярость — потому что он не имел права так поступать, и бессилие — потому что, несмотря ни на что, ее влекло к нему.
Клаудиа была занята разговором с молодым человеком, сидящим справа от нее, и Винсенте склонился к Доминик.
— Вы так прекрасны сегодня, — мягко пробормотал он. — Это только ради Хардинга? Доминик на секунду сжала губы.
— Зачем вы это делаете? — сквозь зубы спросила она.
— Что делаю? — осведомился он, поднося к губам рюмку с вином и спокойно глядя по сторонам, как будто они говорили о погоде.
Доминик сжала руки.
— Вы знаете, — сказала она напряженным голосом.
— Знаю? — Он обаятельно улыбнулся. — Объясните мне!
Глаза его бросали ей вызов.
Доминик не стала смотреть на него, резко нагнув голову.
— Я… я считаю — это низость! — негромко воскликнула она.
— Нет, не считаете, — мягко ответил он.
— Вы же знаете, что Джон просто в ярости, — сердито сказала она. — Он и так подозревал, что за этим приглашением что-то кроется!
— Он не ошибся, — ответил тот лениво. — Вам понравилась эта говядина? Мой повар, Морис, готовит ее по особому рецепту.
Доминик посмотрела на сидящего в отдалении Джона и заискивающе улыбнулась, но Джон ответил ей жестким взглядом, а потом занялся едой. Она прикусила губу и опустила глаза на свою тарелку. Нервы ее были напряжены до предела. Она жалела, что не выпила, отправляясь на этот обед, несколько рюмок чего-нибудь крепкого. Может быть, тогда она смогла бы получить удовольствие от этого вечера.
Винсенте доел свою порцию и отодвинул тарелку в сторону. Облокотившись на стол, он повернулся к Доминик.
— Поговорите со мной, — мягко сказал он. — Мне нравится вас слушать. Доминик помотала головой.
— Ради всего святого, — сказала она напряженно, — оставьте меня в покое!
— Вам бы действительно этого хотелось? — вопросительно произнес он.
— Разве это не очевидно?
— Нет. Очевидно, что я нарушаю ваше спокойствие не меньше, чем вы — мое!
Доминик оттолкнула от себя полную тарелку.