Подгоняемый неблагоприятными прогнозами метеорологов, субподрядчик свершил невозможное и закончил взрывные работы за один день. Теперь Катберту приходилось беспокоиться лишь об одном: ливневые паводки, бушуя в каньоне, вполне могли сокрушить увечную плотину. Ну и, конечно, оставалась еще Джиллиан с ее съемочной группой.
— Слушай, давай я сначала умоюсь, а потом мы потолкуем о рабочих графиках? — предложил Далтон.
Джиллиан подозрительно сощурилась, — видно, догадавшись, что новости у него в запасе неважные. Но настаивать не стала.
— Идет. А я принесу из кафе пару пива. Похоже, что-нибудь холодненькое и взбадривающее тебе в самый раз придется.
В последний момент Катберт прикусил-таки язык, сдержав неуместное замечание. Дескать, что-нибудь тепленькое и взбадривающее его занимает куда больше. Например, ее губы. Или изгиб ее шеи. Или любая другая доступная ее часть.
— Не могу не подивиться твоему высокому интеллекту и исключительной наблюдательности, — возгласил Катберт, поглаживая ладонью ее ключицы.
— А, ты заметил!
Уголки ее губ лукаво поползли вверх, и Катберт едва не утратил последних остатков самообладания. Лишь грандиозным усилием воли он удержался от непоправимого. Спокойно, не торопись, внушал себе он. Тон голоса должен остаться небрежным, прикосновение — легким.
Один-единственный поцелуй — так, маленький образчик, — твердил себе Катберт, наклоняя голову. Только попробую, не больше…
Но едва уста их слились, Катберт понял: «маленького образчика» недостаточно. Джиллиан благоухала ветром и солнцем, женщиною и неимоверно крепким черным кофе, — тем, что умела заваривать только Пегги. А губы ее тут же, сами собою, приняли нужную форму, — словно уже заучили форму и очертания его рта, подбородка, контуры его лица.
Все его существо бурно запротестовало против подобной сдержанности, однако Катберт честно постарался ограничиться одним-единственным поцелуем. Он нехотя отстранился — и Джиллиан тихонько рассмеялась.
— На вкус ты — точно цемент.
Инженер изогнул бровь.
— И часто тебе доводилось пробовать цемент на вкус?
— Никогда; но все когда-нибудь случается в первый раз.
— Так люди говорят…
У основания ее шеи трогательно пульсировала голубая жилка, притягивая взгляд, маня прикоснуться. Он проследил большим пальцем еле различимую, прерывистую линию, чувствуя, как пульс учащается под ее касанием.
— Может, люди и правы, — прошептал он.
Это властное, неодолимое, всеподчиняющее влечение Катберт и впрямь испытывал впервые. Прошлой ночью, ворочаясь с боку на бок на постели и тщетно зовя сон, он прислушивался к гулу ветра и заново переживал каждый миг, каждую минуту того, что они вместе пережили среди руин. А к тому времени, как пришла пора подниматься, Далтон почти убедил себя, что все выдумал. И собственную изнуряющую жажду. И то, как Джиллиан выгибалась и постанывала в его объятиях, и, наконец, упоенно вскрикнула в апофеозе высвобождения.