— Ладно. Только непременно свяжись со мной, перед тем, как лезть в каньон, слышишь!
— Спасибо огромное!
И не успел он добавить еще предостережение-другое, как Джиллиан уже повесила трубку. А затем уселась поудобнее, обхватила руками колени и попыталась мысленно пронумеровать в нужном порядке те картины и звуки, что непременно следует «увековечить», как только съемочная группа доберется до заветных развалин. Но к вящему ее негодованию, мысли молодой женщины то и дело возвращались к яркому и непередаваемо эротичному видению влажных ягодиц Катберта Далтона.
В четвертом номере считая от ее собственного Катберт бросил трубку на рычаг и возвратился в душ. Проснулся он уже с час назад, и все это время ворочался с боку на бок, дожидаясь, чтобы буйство молний поутихло, предвкушая, как примет душ и побреется, размышляя о своей ремонтной бригаде, о трещине, образовавшейся в результате повышенного давления, об анализе и оценке объема внешних повреждений, каковые рассчитывал завершить уже сегодня.
Черт подери, да кого он дурачит? Большую часть этого времени он только и делал, что старался не думать о Джиллиан.
Катберту до сих пор не вполне верилось, что в ту ночь он и впрямь так дерзко обнимал эту женщину, а она льнула к нему так тесно и близко… Такого бешеного, самозабвенного, по-идиотски первобытного отклика на близость женского тела он не знал с тех пор, как…
Да, в сущности, никогда не знал.
Катберт поневоле взглянул в лицо горькой правде — и от увиденного в особый восторг не пришел. Да, безусловно, Джиллиан Брайтон и мертвеца из могилы поднимет, — с ее-то ясными фиалковыми глазищами и обольстительно-округлыми формами, не говоря уже об упругих, складненьких ягодицах, что так соблазнительно покоились на его колене, — но сексапильных сирен он на своем веку перевидал немало. На одной даже подумывал жениться. Кареглазая красавица-француженка с застенчивой улыбкой и дипломом агронома задержала его в окрестностях Амьена куда дольше срока, необходимого для завершения строительства плотины на реке Сомме. Однако связывать свою судьбу с иностранцем Франсуаза не пожелала, и злополучный инженер уехал из Амьена, думая, что сердце его разбито навеки. Однако, к превеликому его удивлению, «незаживающая рана» очень быстро затянулась.
И даже тогда, даже с Франсуазой, Катберт ни разу не ощущал ничего подобного. Ничего сопоставимого с тем приступом исступленной, просто-таки нокаутирующей страсти, что накатил на него, едва он заключил в объятия эту полузнакомую женщину, эту рыжеволосую, упрямую, невозможную Джиллиан. Да, к француженке его влекло, но влечение это он держал под рассудочным контролем, точно соразмеряя потребность с обстоятельствами… словом, ничего общего с испепеляющей, неутолимой жаждой, от которой разом пересохло в горле, едва Джиллиан прильнула к его груди.