– Клянусь Кипридой! – прорычал он. – Вы что, бесстыжие твари, совсем взбесились?
И бросил быстрый взгляд на толпу.
Гигант Панкрат выступил вперед и схватил Эпидавра за руки.
– Довольно, Косматый, – добродушно усмехнулся он. – Ты достаточно наказал свою жену. Не такая уж это страшная обида, чтобы забивать ее до смерти. Да и где ты найдешь вторую такую красотку? Отнеси ее домой, но возвращайся побыстрее. Нам еще нужно решить, что делать с этим светловолосым ублюдком.
Деймус в сердцах пихнул Фрину локтем. Он страшно боялся, что соплеменники заметят, как долго и доверительно его дочь беседовала с пленником. «Странно, – подумал юноша, – даже у таких козлов и обезьян существуют понятия чести и достоинства…»
– Убирайся отсюда, девка! – прошипел старик. – Клянусь самим Зевсом, ты меня позоришь!
Фрина повернулась и пошла прочь, горделиво выпрямив спину. Такой поступью, должно быть, ходили древние царицы Елена и Гекуба и…
На пороге убогой хижины, сложенной из камней и глины, она обернулась и взглянула на юношу. И в ее глазах светилось что-то такое огромное и чистое, что, пока она смотрела на него, он боялся вздохнуть и пошевелиться.
И тогда он наконец понял, понял наверняка: может быть, мужчины его полиса правы, и женщины действительно лишь племенные кобылы, созданные для того, чтобы с ними безрадостно зачинать сыновей… но эта девушка была способна полюбить… если уже не полюбила.
Он лежал в пещере очень долго. Пока солнце окончательно не зашло, до него доносились мужские голоса, обсуждавшие его дальнейшую судьбу. Но Аристон не смог понять, на чем они порешили. Теперь настала ночь, уже целый час было совсем темно. От жерди его отцепили, но взамен привязали к стволу дерева, установленному посреди пещеры и обложенному со всех сторон большими валунами. У входа поставили стражу:
Эпидавра и еще одного мужчину, Аргуса. Очевидно, он получил свое прозвание из-за острого зрения. Насколько понял Аристон, у этого племени было принято давать человеку имя, отражающее какие-то его особенности или черты характера.
Мужчины немного поболтали и, очевидно, уснули. Наверно, они изрядно выпили, и их потянуло в сон. Самое удивительное, что вино им принесла Ликотея. «Вероятно, в знак примирения, чтобы умилостивить мужа», – решил Аристон.
Он откинулся назад, прислонился к столбу и закрыл глаза. Голод его больше не мучил. Перед наступлением темноты Эпидавр с Аргусом принесли еду, развязали ему руки и, пока он ел, стояли над ним, вытащив ножи. Пища оказалась на удивление вкусной: горячая чечевичная похлебка с козлятиной. К Аристону тут же вернулись силы.