А когда какой-то человек, явно чужестранец, спросил, каким образом следует поклоняться богам, уродливый старый пересмешник ответил:
– Как принято в твоей стране.
«Не очень-то удовлетворительные ответы дал проклятый старикан, – подумал Аристон. – Ишь, скользкий, как угорь! Никто не может его ни на чем подловить. Почему, провались он к Аиду и Персефоне, этот Сократ…»
Аристон резко остановился, потому что вдруг увидел на своем пути какого-то человека. Он намеренно загораживал дорогу Аристону. Юноша открыл было рот, собираясь его выругать, но прикусил язык. Во-первых, перед ним стоял тот самый афинянин, который час назад сопровождал верхом на лошади Парфенопу, А во-вторых, этот высокий гордый мужчина смотрел на него с таким выражением, которое Аристон видел в своей жизни только у одного человека – у своего родного отца, илота Тала.
Аристон вгляделся внимательней, его удивление все росло и росло. У старого орла были на глазах слезы! Тут Аристон понял, нет, вернее, почувствовал, что суровость черт, аристократическая надменность, написанная на лице незнакомца, – это обман, видимость, а на самом деле мужчина бесконечно добр.
– Господин, – сказал Аристон, – ты нездоров? Или…
может, мой вид оскорбляет тебя? Поверь, это не нарочно.
Я…
– Аристон… – произнес мужчина, и его голос был глубок, как море. А затем он без лишних слов заключил юношу в объятья.
Аристон не сопротивлялся. Мужчина обнимал его, целовал, орошал его юные щеки слезами.
– Ты, – спросил Аристон, – глава Элленотамии, да? Благородный Тимосфен? А я… похож на сына, которого ты потерял? Так, господин мой? Если это правда, мне очень жаль. Очень. Я не хотел причинять тебе боль.
– Ты принес мне радость, сын мой, – возразил Тимосфен. – Вернее, принесешь, если…
Он осекся и, отодвинув Аристона на расстояние вытянутой руки, поглядел ему в лицо.
– Аристон, – сказал Тимосфен, – тебе бы хотелось стать… моим сыном?
Аристон подумал. Он вообще-то не знал, хочется ли ему теперь быть чьим-то сыном или нет. Ему хотелось быть свободным. Однако сколько раз он слышал от Сократа, что свобода – вещь относительная? Даже став рабом этого человека, он будет свободнее, чем в «бане». По крайней мере никому больше не будет позволено издеваться над его беззащитным, истерзанным телом.
– Да, господин, – сказал он.
– Хорошо, – облегченно вздохнул Тимосфен. – Тогда пойдем в заведение этого жирного сирийского борова. Я дам ему за твою свободу все, что он пожелает, и…
Аристон нахмурился. Хуже того, что намеревался предпринять его новый благодетель, трудно было придумать. И Аристон это сознавал. Услыхав подобное предложение, такой прожженный обманщик, как Поликсен, с радостью обдерет сентиментального старого аристократа как липку. Этого следовало избежать любой ценой. Во имя Гермеса, покровителя мошенников, обманщиков и воров… как?