Как она в это верила! Но что уж такого тут странного? Любой эллин не задумываясь может назвать множество женщин, которые возлегли с тем или иным сластолюбивым богом и родили потом славных полубогов. Разве многие из этих божественных ублюдков не получили впоследствии дар бессмертия? Больше того, десяткам полубогов было разрешено после окончания их земной жизни восстать из мертвых и вознестись на заоблачный Олимп, то есть превратиться в богов!
То, что Фрина ему поверила, доказывало лишь ее набожность. В худшем случае она грешила – если это вообще можно считать грехом – излишней доверчивостью, тем, что поверила лживому спартанцу. Юная деревенская простушка. Только и всего! Всего-то!
Голубые глаза Аристона потемнели.
– Великий Дионис, неважно, отец ты мне или нет, – гневно прошептал он, – если ты… если все боги так сурово карают за малейшие прегрешения, то я проклинаю вас. Нашлите на меня Эриний… нет, лучше я назову каждую своим именем. Кощунствовать так кощунствовать! Натравите на меня Тизифону и Мегеру, в которых нет ни капли доброты. Но я все равно буду вас проклинать. Однако к одному из вас я все же должен до рассвета сохранить почтительность: к тому, кому я отдам свою жизнь. Скажи, отец Дионис, кто это должен быть? Арес, бог войны, презирающий трусов? Гермес, бог лжецов, воров и мошенников? Или мрачный Аид, повелитель Тартара, бог, которого люди лицемерно зовут Плутоном, владыкой мертвых?
– Никто, – спокойно ответил даймонион, личный демон Аристона. – И ты не должен накладывать на себя руки.
– Но тогда, – прошептал Аристон, – как же…
– Ты должен вернуться и воздать Фрине последние почести. Или ты думаешь, Деймус, которого даже зовут Трусливый, отважится собрать разбросанные кости дочери и похоронить их, как положено по обряду? Неужели ты проявишь трусость, достойную лишь жалкой дворняги? Неужели обречешь тень той, которую по праву можно назвать твоей невестой, на вечные скитания и жарким, пыльным летом, и дождливой зимой, ибо нет у нее родственника, возлюбленного или друга, который умилостивил бы мстительных богов соблюдением похоронных обрядов? Неужто ты позволишь лживой Ликотее навеки опорочить память о Фрине? И не отомстишь за нее? Неужто ты не сделаешь этого, Аристон? Нет, ты должен, даже если тебе грозит гибель, ведь такая смерть вернет тебе возможность называться мужчиной и смоет с тебя позор бесчестья. Или ты думаешь добиться этого легкой, мгновенной смертью, трусливо упав на клинок?
Аристон отодвинул сиденье и встал: спартанцы не возлежали за трапезой, словно изнеженные афиняне. И тут его внимание привлек илот, рыжебородый великан… Так, наверное, выглядел Одиссей, подумал Аристон. Илот смотрел на него спокойно, внимательно, в его голубых глазах не было пьяной мути. Аристон замер. У него мелькнули сразу две мысли. Во-первых, этот человек, очевидно, дориец, фракиец или даже македонец, ибо ни один лакедемонянин, если только он не был выходцем из какого-нибудь племени на юге Эллады, не имел таких светлых волос и румяной кожи.