"Я вас уверяю, – писал Эвен, – что любая смерть любого человека в любой больнице или на любой улице, каждое насилие и каждая жестокость, если к этому присмотреться поближе, имеют характер метафоры и несут вневременные и философские смысловые нагрузки. И приносят такое же горе. Особенно для родных и близких". Что касается меня, я гораздо сильнее пережил смерть моего друга Гучи, чем смерть Гамлета, хотя о Гамлете пан Шекспир писал прекрасными стихами, а в случае с Гучей провинциальный врач черкнул на бумаге только пару банальных слов. Но несколько этих обычных слов – из-за своей краткости – были более красноречивы, чем целый поток фраз, которые я слышал на сцене. Возможно, я видел слишком много пьес в театре, слишком много смотрел фильмов, слишком большой поток слов обрушивался на меня в связи со смертью и агонией героев, чтобы это произвело на меня какое-то впечатление. Сегодня меня могут потрясти только тишина и молчание.
Но и об этом Шекспир тоже знал, не правда ли, пан Генрик?
С уважением,
Кубусь Простак,
магистр Литературной Вульгаризации.»
Мартин Эвен и невинные детишки
…Однажды случилось так, что к Мартину Эвену пришла одна благочестивая женщина и привела к нему свое малолетнее дитя, пятилетнюю дочурку с глазами, как цветочки льна, и с волосами, как лен, когда он созреет. Эта женщина поймала свою дочурку, когда она вместе со своими пятилетними подружками, на большой скирде соломы запихивали себе соломинки в половой орган и делали это – как выяснила женщина – неоднократно, с большим интересом и удовольствием. «Спаси ее, господин, – сложила в мольбе руки эта женщина, – чтобы дитятко мое, о котором я думаю, что оно невинно, не впало в грех порока и не выросло содержанкой, эротоманкой и проституткой». А дитятко стояло перед Эвеном и смотрело глазами, в которых был страх, но одновременно и восторг, что оно обратило на себя внимание великого и мудрого врача.
А затем огорченные родители привели двух шестилетних мальчиков, которые в садовых кустах, сняв трусы, залезали друг на друга, как это делают собаки, и совершали непристойные вещи. Приводили также восьмилетнюю девочку, которую поймали, когда она с большим наслаждением всовывала себе шариковую авторучку в задний проход, и другую, которая даже, когда ее связывали, смогла, сжимая свои бедра, получать эротическое наслаждение, – и еще одну, которая должна была не менее трех раз в день ласкать свои половые органы, чтобы снять напряжение и иметь возможность делать уроки. Был у него и восьмилетний мальчик, которого поймали в школьном туалете, когда он, проделав дырку в деревянной перегородке, подглядывал на переменках за тем, как писают девочки.