– Вон! Убирайся отсюда! – изменившимся голосом закричал Ермунн. – Нечего тебе здесь делать, слюнтяй. Фашист проклятый! Вали отсюда, видеть не могу твои зубы из немецкого золота!
Бирк побагровел. Он повернулся и, что-то прошипев, направился к дверям. Двери с грохотом захлопнулись.
Ермунн опустился в кресло, огорошенный собственной вспышкой ярости и тем, что он наговорил. Теперь не миновать скандала.
Однако, как ни странно, никакого скандала не последовало. Все мероприятия «Горного фестиваля» прошли замечательно, дождя тоже больше не было. Художник не попадался Ермунну на глаза. После фестиваля в турбюро наступило затишье, целую неделю Ермунна беспокоили только шведы, искавшие недорогое жилье. Когда вернулся с отдыха шеф, Ермунн ожидал, что его тут же выгонят, но случилось нечто прямо противоположное. Его похвалили за проявленную находчивость, за то, что благодаря ему праздник не принес убытков. А с ленсманом шеф обещал самолично все уладить. Как понял Ермунн, для Колсова финансовая сторона играла немаловажную роль.
На следующий год «Горного фестиваля» не устраивали. А мероприятия, организованные еще год спустя, лишь отдаленно напоминали гигантский размах, с которым он задумывался. На этом с фестивалем было покончено. Грандиозный «Горный фестиваль» в Люнгсете стал делом прошлого. Но шеф турбюро не прекращал своей кипучей деятельности. Правда, о том, чем он занимался, были осведомлены немногие.
6. Не спали лишь выпускники
Ермунн был едва знаком с этим чудаковатым уроженцем Люнгсета, Андреасом Ламбсетом, усердие которого в школе было вознаграждено стипендией, позволившей ему два года проучиться во Франции, в руанском лицее имени Корнеля. Теперь он вернулся в родной городок, чтобы окончить здесь гимназию. Он учился в параллельном с Ермунном выпускном классе.
Однажды утром, повстречавшись по дороге в гимназию, Андреас с Ермунном пошли вместе.
– В лицее, наверное, была большая программа по философии? – с неподдельным любопытством спросил Ермунн: последний год он по-настоящему заинтересовался этим предметом, который в гимназии затрагивали лишь мимоходом.
– Да, философии у нас было много, это точно.
– А что ты знаешь про Спинозу, Баруха де Спинозу? Я сейчас как раз им увлекаюсь, – допытывался Ермунн.
– Спиноза, ну, он пантеист. Sub specie aeternitatis,[8] – вставил Андреас по-латыни. – Занимался оккультизмом и натурфилософией. Модусами и атрибутами. Основной труд посвящен этике. Написал также «Богословско-политический трактат». Впечатляет.
Ермунн пришел от ответа в восторг. К тому времени, когда прозвенел звонок на урок, они были поглощены философским спором и договорились встретиться после занятий в «Люнгсетстуа» – кафе, куда любили забегать гимназисты.