– Россия, – продолжал он, схватив меня за руку, – вечно шарахалась из стороны в сторону, едва поспевая за своей интеллигенцией. Возьмем для примера девять лет войны в Афганистане. Страна перескочила от убеждения, что «вой на – это святое, патритическое дело», к уверенности в том, что «война – это ад, мерзость и позор», не только без каких-либо сомнений, но и без всякой промежуточной стадии. А как будет думать она завтра утром? Ты знаешь? Я – нет. И все же, куда бы Россию ни повело, она все равно останется сильной, великой. Конечно же, не из-за армии. Из-за веры. Для русских вера – чудо, для американцев – рутина и тоска. Вот в этом вся разница… Я не столь примитивен, чтобы считать Америку символом и средоточием прогресса.
Критерием развитости общества служит его умение распознавать зло, природу зла. С Добром все ясно. Оно неизменно, как заповеди Христа. Но зло – каждый век оно меняет личину, вновь и вновь загадывая нам головоломную загадку.
Человечество много тысяч лет тому назад начало партию в шахматы с дьяволом. То он нас загоняет в угол, то мы его: шах, жертвуем королевой и принципами, офицером и армией, атакуем, бессмысленно рокируемся, ход конем, пат!
Дьявол знает миллион этюдов и защит, а мы – только те, на которых споткнулись и расшибли себе лоб… Трагедия России в двадцатом веке проистекает из ее бескультурья – истинную интеллигенцию-то выбили! – и, как следствие, из ее неумения распознавать зло, маскирующееся под добро.
Именно поэтому оказался возможным сталинизм, его модификации. И даже ввод войск в Афганистан. Вторжение окрестили интернациональным долгом, а мы и поверили…
Окровавленный краешек неба на западе отчаянно боролся с наступавшей ночью за жизненное пространство. Казалось, кто-то случайно разлил там, над горизонтом, красное вино. Тяжелые тучи бесшумно ворочались над нашими головами, грозясь проливным дождем. Было ощущение, что если он и пойдет, то непременно кровавый.
– И долго ты проучился в семинарии? – спросил я.
– Год. Вернулся потом сюда, – сказал Алексей и закурил.
***
– Здорово они его за один год накачали! – заметил прокурор и покрепче ухватился руками за сиденье, чтобы не свалиться на днище при посадке вертолета.
***
– Пошли домой. – Алексей глянул на небо. – Сейчас ливанет.
***
– Во – темень найбабадская! Так ее и разэтак! – чертыхнулся прокурор, когда все три колеса Ми-8 коснулись железных плит вертолетодромчика.
Мы встали и пошли: с Переслени – домой, на 16-ю авеню, а с прокурором – в расположение дивизии.
***
– Приехав в Сан-Франциско, – продолжал Переслени, – я вскоре сошелся с Ленкой. Совершенно случайно.