«Лжец, – подумала Фиби, – ты говоришь это, чтобы еще раз меня помучить».
– Да, мы ведь договаривались с тобой, что в случае, если ты будешь вести себя хорошо, мы поладим.
«Лжец, если бы это было так, ты бы мне об этом сказал».
– Быть может, уже вечером ты ехала бы на поезде, если бы не устроила этот цирк с сигнальной ракетой и не пыталась вновь утопиться. Но, как видишь, человек предполагает, а Бог располагает. И все же ты меня кое-чему научила, принцесса. Ты – дочь своего отца.
Алекс Хосмен еще не знал, что теперь Фиби твердо решила больше не прыгать в ледяную воду. Ей не хотелось умирать. Она хотела жить и превратить жизнь этого мужчины в ад.
Алекс не мог понять, почему думает о связанной в трюме женщине. В жизни его никогда особенно не мучили угрызения совести. То был единственный способ выжить на войне и не сойти с ума. Однако злополучный пожар на Харбор-стрит и похищение дочери Кью оставили на душе неприятный осадок. Что-то пробудилось в глубине его сознания. Нечто ему неподвластное беспокоило Алекса, и от этого он злился еще больше.
Шипение сигнальной ракеты и горящая дуга в небе вызвали у Алекса воспоминания, которые, как он считал, были уже давно погребены под пылью времени. На какое-то краткое мгновение он вновь оказался на поле битвы у Претории, скакавший, как безумный, на взмыленной лошади под свист ядер и пуль, срывавших листву с деревьев и поднимавших фонтаны земляных брызг.
То был день, о котором он уже много лет не вспоминал, но тем не менее отчаянный поступок молодой девушки напомнил Хосмену о нем.
Он не был уверен, почему. Быть может, была виновата сигнальная ракета на фоне ослепительно-голубого неба. Но, скорее всего, куда более глубокая искра зажглась в нем благодаря непредсказуемости мисс Кью в сочетании с острым желанием жить. Она заставила Алекса вспомнить о том, каким он был, когда завербовался в армию. Воспитанный Грозным Риком, юноша и понятия не имел о солдатской службе. Просто был еще слишком горяч, страдал от скуки и многого не понимал.
Когда Алексу надоела муштра, он добровольно изъявил желание стать посыльным генерала Пола Хиккенса. Старик задумчиво почесал свои седые бакенбарды, разглядывая Алекса. Затем промолвил, глядя ему в глаза:
– Если ты настолько глуп, чтобы пойти на такое дело добровольно, то я достаточно умен, чтобы использовать тебя по назначению.
Боевыми заданиями Хосмена стали молниеносные марш-броски. Он насмерть загонял армейских лошадей, когда скакал по ночам по неизвестной местности или в дыму сражения, никогда не зная, сразит ли его на этот раз вражеская пуля. Он чувствовал ту же самую непредсказуемость и живость в этой непокорной девушке. Теперь, когда прошло три года, Алекс прекрасно понимал, что неудержимость – это отнюдь не мужество.