— В этом Вы правы.
— Вам следовало почувствовать себя уязвленной. Как меня уверяют, в Корнуэлле нет ни одной молодой леди, которую не шокировало бы мое поведение. Ни одна мать не хочет отдать за меня свою дочь.
— Создается впечатление, что это доставляет Вам огромное удовольствие.
«Такое же, как ловить меня на удочку», — подумал он.
Обед прошел мирно. Его редкие замечания не были вызывающими, а касались обычных дел, таких, как моя поездка, устройство. Но когда тарелки убрали, он оживился.
— Еще рано, я надеюсь, Вы не собираетесь ложиться спать?
Мне ничего так не хотелось, как лечь спать, но из вежливости я согласилась посидеть еще.
— Прекрасно, — сказал он.
Его черные глаза озорно блеснули, и снова я поняла, что он в точности угадал мои мысли. Если я была права, это свидетельствовало о его полном равнодушии к моим желаниям. Он развалился в кресле, вытянув под столом ноги. Казалось, каждое движение доставляло ему удовольствие, он был в восторге от себя, своей привлекательности, она давала ему чуть ли не физическое наслаждение, хотя он отлично сознавал, что другие могут не разделять его ощущений.
— Окажите мне любезность, мисс Лейн, расскажите о себе, — он произнес это с предельной вежливостью, словно обращался к старому другу за чашкой чая. — Я так мало о Вас знаю, словно Вы совсем чужой человек, а не член семьи.
Каким-то странным образом эта фраза задела меня сильнее, чем прошлые оскорбления.
— Мы не связаны кровными узами, — ответила я, почувствовав, как внутри все натянулось от напряжения.
С тем же успехом можно было промолчать, так как он не обратил никакого внимания на мои слова. Сложив ладони, он выжидательно смотрел поверх пальцев.
— Я жду.
— Мне нечего сказать такого, чего Вы не знаете, милорд.
Одна мысль о том, что придется рассказывать ему о моем детстве, сковывала меня, как обручем. С трудом, но мне удалось почти правдоподобно засмеяться.
— Не могу поверить, что Вас интересуют детали, которые ни для кого не представляют ценности, разве только для меня самой.
Ему, наверное, передалось что-то от моей неловкости, виной которой был он, и он махнул рукой: «Ну, тогда расскажите о чем-нибудь другом».
О Боже! Неужели я еще должна его развлекать, а он будет сидеть, развалясь, и брать на заметку мои слова, чтобы в один прекрасный день обернуть их против меня? Придется его разочаровать. Я умела держать свои суждения при себе. С таким же успехом он мог потребовать снять перед ним платье. Эта мысль заставила меня покраснеть.
— Вы любите театр? — спросил он, видя, что я не намерена пускаться в рассуждения.