А Хок — самый искусный из всех.
— Не может быть, — вслух произнесла Авриль. Ни один мужчина не может быть настолько искусен в любви. — Не может быть.
— Чего не может быть? — тут же услышала она.
Вскрикнув от неожиданности, Авриль обернулась на этот тихо заданный кем-то вопрос и разглядела слабо высветившийся во мраке силуэт мужчины.
На какое-то мгновение ей даже показалось, что она все еще спит.
И видит сон. Это был Хок.
Сердце подпрыгнуло до самого горла — Хок возник среди ночных теней так беззвучно, словно был соткан из тумана и соленого ветра. У него не было никакого огня, и только когда он подошел совсем близко, она смогла разглядеть его в лихорадочно пляшущих на ветру язычках своего догорающего факела.
Хок выглядел усталым, изнуренным путешествием, на его щеках золотилась густая щетина, еще недостаточно длинная, чтобы скрыть резкие очертания подбородка. В руках он держал все тот же мешок и был одет все в тот же дорожный плащ. Ветер срывал его, обнажая широкие загорелые плечи, но плащ прижимала толстая цепь, свисавшая с мускулистой шеи.
От пристального, испытующего взгляда Хока у Авриль перехватило дыхание. Она опустила ресницы, стараясь не замечать, как замирает ее сердце.
— Вы… вы вернулись?
— А вы нормально себя чувствуете?
Неожиданный вопрос и напряженный голос Хока удивили ее, она подняла глаза:
— Да, достаточно нормально, чтобы…
— Что вы здесь делаете?
— Вы сказали, что я могу ходить куда хочу! — с вызовом напомнила она.
— Но я также предупреждал, чтобы вы держались подальше от утесов. Тем не менее, вернувшись около полуночи, я обнаружил, что ванингсхус пуст и постель не тронута. Пока не заметил вашего факела, я думал, что вы… — Он осекся и отвел взгляд. — Не важно. Это не имеет значения. — Он сбросил на землю тяжелый мешок и провел рукой по лоснящемуся лицу. — Почему в моем доме олененок?
— Это подарок.
— Этот подарок отметился на всех прочих подарках.
При этой новости Авриль едва сдержала довольную улыбку:
— Я не виновата. Это целиком ваша вина.
— Не припоминаю, чтобы просил кого-нибудь подарить мне олененка. — Послышался звук, который можно было принять за глубокий вздох. — Равно как не припоминаю и того, чтобы просил богов послать мне жену.
— Я вам не жена, — беззаботно возразила она. — И если бы в Антверпене вы оставили меня в покос, у вас теперь не было бы головной боли ни из-за меня, ни из-за олененка.
Он угрюмо посмотрел на нее, вроде бы желая что-то возразить, но, очевидно, передумал. Какое-то время тишину нарушал лишь шум обрушивающихся на берег волн да потрескивание факела в руке Авриль.