К середине второго акта она ощутила пьянящее чувство власти, которое приходит к актеру, когда он знает, что держит зрителей в руках. Они молчали, они были внимательны, они были с ней, – Керри чувствовала атмосферу в зале. На этот раз, закончив игру, она ушла со сцены твердыми шагами и даже смогла слабо улыбнуться Райану, когда он, приоткрыв дверь, так что видна была только его темная голова, спросил ее с непривычной нерешительностью, как она себя чувствует.
– Все в порядке, – сказала она ему ровным голосом. – Я доиграю, Райан. Не очень-то понимаю, как, но доиграю.
– Играйте так, как начали, и мы все будем вами гордиться, – ответил он, не проходя в комнату. – Вы прекрасно играете, Керри. Лучше, чем все мы надеялись. После сегодняшнего дня вы будете известны всей стране, как девушка, которая встала на место Паулы Винсент и оставила в памяти зрителей столь глубокий отпечаток, что ее будут вспоминать многие годы.
«Успех», – подумала Керри с иронией, когда он ушел. Успех в двадцать два года – и она отдала бы его за одну-единственную вещь. Куда делась ее преданность делу, ее одержимость? Ей не нужна была слава, ей нужна была любовь человека, только что закрывшего за собой дверь. Без этого и успех ничего не значил. Он был лишь пустым словом. Да и его у нее еще не было, думала она. Пока. Пока не сыгран третий акт. Незабываемыми Клеопатрами были те, кто исполнял эти последние сцены, даря им «пламя и ветер» шекспировского гения. Чтобы отпечаток, о котором сказал Райан, был достаточно глубок, ей нужно сделать то же самое, а она сомневалась в своих способностях. Может только, – Керри изучающе заглянула в глаза своему отражению в зеркале, – может только она сделает это для Райана. Потому что она любит его, несмотря на то, что он ее – нет. Для Райана…
Керри не преувеличивала важности последнего акта. Зрители тоже знали об этом, и, затаив дыхание, ждали, когда «мраморная стойкость» восстанет над оболочкой своего прежнего существа, когда гордость и страсть египетской царицы наконец поднимутся до любви. И они поняли, что не будут разочарованы, как только через рампу до них донеслись первые слова: «Всего лишь женщина…» В зрительном зале воцарилась глубокая тишина, и все следили за тем, как самодержавная властительница идет через долину теней и дальше – к смерти и славе.
Едва только стал опускаться занавес, раздались аплодисменты. Оглушенная Керри сознавала, что ее хлопают по плечу, поздравляют, ей улыбаются, говорят что-то, чего она никак не может разобрать. Девушка думала только об одном: все уже позади, и она свободна. Все позади!