— Шестнадцать, ваше благородие.
— Ладно. Неси двадцать пять шкурок.
Староста удивился: в селении только шестнадцать изб, а чиновник требует двадцать пять шкурок, хотя сам же говорил, что возьмет по шкурке с избы.
— Шестнадцать, — повторил староста упрямо. — Считать можно.
— Поговори у меня! — вскипел Лохвицкий, которого все больше и больше раздражала неуступчивость обычно покорного и робкого камчадала. — Благодари бога, что дешево отделаешься. Собирай шкурки да неси сюда!
Мишугин стоял недвижим, лицо его было сосредоточено. Камчадалу приходилось много угождать царским чиновникам, он считал это делом обычным, почти необходимым. А сейчас впервые в жизни он с болезненной остротой почувствовал незаконность притязаний чиновника: люди готовились к схватке с неприятелем, были полны забот об общем деле, а Лохвицкий думал только о своем обогащении!
Простое, бесхитростное сердце камчадала возмутилось.
— Нехороший ты человек, начальник! — глухо выдавил он.
— Что? — вскрикнул Лохвицкий. — Что ты сказал, косоглазый!
Не поднимая головы и перебирая жесткими пальцами сыромятный ремень, Мишугин повторил:
— Нет, худо ты делаешь, худо!
— Ах ты собака! — Лохвицкий наотмашь ударил плеткой камчадала по лицу.
— Бей, — сказал Мишугин, подняв голову, — бей, твоя сила… А шкурок давать не будем… Гони всех в острог!
Лохвицкий остолбенел: таких слов от камчадалов он еще никогда не слыхал. Он поднял плетку, чтобы расправиться с непокорным старостой. Но на этот раз Мишугин не стал дожидаться удара, отпрянул в сторону и предостерегающе сказал:
— Лучше не дерись, ваше благородие! Сам видишь — место глухое. Я сейчас людей из селения скличу, отведем мы тебя к большому начальнику: он скажет, по закону ты с нас песцовые шкурки требуешь или нет.
Лохвицкий невольно опустил нагайку.
— Погоди же, вонючая морда, я завтра сюда с солдатами приеду — найдем, кого вы скрываете! — погрозил он старосте и, бормоча ругательства, отправился разыскивать лошадь.
Она вскоре была обнаружена в лощине около селения.
Лохвицкий сел в седло и поспешно поехал прочь от Калахтырки в сторону леса. Ему было не по себе. Он понимал, что Мишугин сейчас действительно способен задержать его и отвести к Завойко. Только вступив в лес, Лохвицкий немного успокоился: кругом было тихо, никто за ним не гнался.
Когда же совсем стемнело, он добрался до своего лесного шалаша, где он скрывался все эти дни после бегства из Петропавловска.
Мешок был почти полон дорогих шкурок. Лохвицкий решил, что теперь, после стычки с Мишугиным, ему уже нельзя больше оставаться вблизи Петропавловска. В каждом селении его будут встречать как врага и могут в самом деле связать и выдать Завойко. Надо срочно уходить отсюда. Эскадра союзников, видно, задержалась, а может быть, и совсем не приедет в бухту.