— Я ничего не буду рассказывать, — спокойно произнес он. — Я не желаю участвовать в этом спектакле.
Ильдирим закрыла глаза и пожалела, что природа не предусмотрела такой же возможности для ушей.
— Я задам лишь несколько вопросов. Это входит в мои профессиональные обязанности, и это я умею делать. Во-первых, фрау судья, как зовут девочку, чью судьбу вы решаете сегодня? Вы постоянно называете ее чужим именем.
Мейзенбург удивленно посмотрела на него.
— Биргитта или как там? Барбель? Нет. — Она порылась в своих бумагах. — Вот. Ее зовут Бабетта.
— Во-вторых, господин Терфельден, вам по профессиональным причинам некогда было заботиться о Бабетте. Значит, как я понимаю, вы все двенадцать последних лет трудились без передышки. Все субботы, воскресенья, рождественские праздники, Пасху, Троицу, каждое лето?
Терфельден насмешливо покачал головой и промолчал.
— В-третьих, фрау Шёнтелер, вы получаете социальную помощь. На какие средства, позвольте вас спросить, вы приобрели такой пуловер? Прежде вы подрабатывали в разных местах. Продолжаете в том же духе? Возможно, я даже знаю, в чем состоит ваша подработка. — Тут он с отчаянием вспомнил, что не может выразиться конкретней, так как именно Ильдирим ничего не должна знать про их параллельное расследование.
В кабинете поднялся шум. Тойер же, не моргнув глазом, задал вопрос: не в рамках ли этой подработки появилась на свет Бабетта?
— Да хоть бы и так! — заорал Терфельден. — Не твое собачье дело.
— Поэтому я требую, чтобы сначала было подтверждено отцовство этого господина! — крикнул в ответ Тойер.
Затем все закончилось, хотя, разумеется, все опять повисло в воздухе. Смелый выпад Тойера все-таки подействовал, и господина Терфельдена обязали подтвердить свое отцовство. В остальном же поводов для торжества не было. В том же составе они встретятся осенью и обсудят еще раз все вопросы, а до того времени Бабетта останется там, где была.
— Я требую, — крикнула адвокат, уходя, — чтобы фрау Ильдирим прошла проверку на верность конституции страны. Вон что творится в мире. А то как бы Бабетта не вернулась к родной матери в хиджабе…
Тойер схватил Ильдирим и вытолкнул ее в коридор.
На улице они оба закурили — сначала молча.
— С медведями все-таки легче, — проговорил наконец Тойер.
Ильдирим кивнула.
— Я оба раза была не на высоте. Что ты сегодня делаешь?
Ко всем прочим неприятностям к гаупткомиссару вернулась и похоть. Однако полицейский ответил — у него было слишком гадко на душе, чтобы снова что-то выдумывать, — что попробует расколоть Людевига.
— Я все поставлю на карту. Все из него выжму. Это надо было сделать уже давно.