Хайме не курил, но соблазнился этой сигаретой и медленно затянулся. Его часы сломались, но по чувству голода и жажды он понял, что уже наступила ночь. Хайме так устал и ему так мешали запачканные брюки, что он даже не спрашивал себя, что с ним еще случится. Он уже стал дремать, когда к нему подошел солдат.
— Встаньте, доктор, — прошептал он ему. — Вас разыскивают. Удачи вам!
Мгновение спустя вошли двое мужчин, надели на Хайме наручники и повели туда, где офицер допрашивал заключенных. Хайме видел его несколько раз в компании с Президентом.
— Мы знаем, что вы не виноваты, доктор, — сказал он. — Мы только хотим, чтобы вы выступили по телевидению и сказали, что Президент был пьян и застрелился. После этого мы позволим вам идти домой.
— Заявляйте об этом сами. На меня не рассчитывайте, подонки, — ответил Хайме.
Его схватили за руки. Первый удар он получил в живот. Потом его подняли, бросили на стол, и он 1 почувствовал, как с него снимают одежду. Позже его в бессознательном состоянии выбросили из Ми- j нистерства обороны. Начался дождь, влага и свежий воздух оживили его. Он очнулся, когда его втащили в армейский автобус и положили на заднее сиденье. Сквозь стекло он увидел, что была ночь, а когда машина тронулась в путь, смог рассмотреть пустые улицы и дома, украшенные флагами. Он понял, что враги победили и, возможно, подумал о Мигеле. Автобус остановился в расположении какого-то полка, где его вытащили наружу. Рядом оказались другие пленники в таком же ужасном состоянии. Им связали ноги и руки колючей проволокой и ничком бросили в кормушки для лошадей. Там Хайме и другие несчастные пролежали два дня без пищи и воды, гния в собственных экскрементах и крови, после чего всех их перенесли в грузовик и отвезли в окрестности аэропорта. В чистом поле пленных расстреляли лежащими на земле, потому что на ногах они не могли держаться, а затем взорвали с помощью динамита. Страшный грохот и зловоние от трупов еще долго стояли в воздухе.
В «великолепном доме на углу» сенатор Труэба открыл бутылку французского шампанского, чтобы отпраздновать поражение режима, против которого он так яростно боролся, не подозревая, что в этот самый момент его сыну Хайме прижигали тестикулы импортной сигаретой. Старик вывесил флаг у входа в свой дом и не вышел плясать на улицы только потому, что хромал, и уже наступил комендантский час, но желание такое испытывал, о чем он радостно заявил своей дочери и внучке. Между тем Альба не отходила от телефона, пытаясь что-либо разузнать о людях, о которых она беспокоилась: Мигеле, Педро Терсеро, о дяде Хайме, Аманде, Себастьяне Гомесе и многих других.