Это произнес обвинитель, молодой человек, исхудавший от долгих месяцев ознакомления с материалами дела, каждая страница которого повествовала о невообразимом.
– Один из очевидцев утверждает, что вы отняли костыли у калеки и избили его до полусмерти за то, что он не мог быстро пройти в газовую камеру.
– Я ничего не знаю об этом.
– Вы не смеете утверждать, будто ничего не знаете. Вы можете сказать, делали вы это или не делали. Забыть вы не можете.
Что за цветок, камелия или гортензия, был у него в петлице? Со своего места я не мог разглядеть.
– Это было двадцать лет назад.
– Это было двадцать лет назад и для свидетеля, однако он помнит.
Я смотрел на присутствующих в зале. Среди них возник ропот.
– Вы хотите сказать, что эти люди добровольно шли на смерть?
– Да, мы говорили, что их ведут в дезинфекционные камеры.
– И они оставляли свою одежду в раздевалке и мирно следовали в газовые камеры?
– Да, без всякого принуждения.
– Но свидетель показывает, что многие из них знали, куда их ведут. Женщины прятали своих детей в ворохе одежды в раздевалке в надежде спасти их. Свидетель показывает, что лично вы, герр Штроблинг, руководили поисками этих младенцев, и когда находили, то насаживали их на штык.
Здесь было слишком душно, слишком тягостно, чтобы лгать.
– Это были всего лишь евреи. Я же вам говорил.
Какой-то человек в фуражке с козырьком громко зарыдал и не мог успокоиться. Пристав вывел его. Заурядный случай.
Миловидная девушка проводила меня взглядом. Лицо у нее было белое, как мел.
Гул голосов.
– …Но я был облечен полной и законной властью, абсолютной властью обращаться с этими заключенными так, как я считаю правильным!
– И вы сочли правильным подвергать мукам десятилетнего мальчика ради того, чтобы развлечь ваших друзей?
– Исключительно в порядке обучения. Но это не были мои друзья, это были мои подчиненные, большинство только что закончило военно-учебные заведения! Их волю следовало закалять, и у меня были ясные указания на этот счет.
Запричитала женщина, раскачиваясь из стороны в сторону, запричитала с яростью, скрипя зубами, вперив взгляд в обвиняемого. По знаку судьи ее тоже вывели из зала. Ни разу за шесть месяцев я не видел, чтобы женщины рыдали. Только мужчины. Женщины причитали или кричали от ярости.
– …Таков был приказ штандартенфюрера Гетце!
– Его нет здесь, чтобы подтвердить ваши слова.
Да, его здесь нет. Он все еще в Аргентине, несмотря на то, что министерство юстиции Бонна просило о его выдаче. Он тоже запечатлелся в моей памяти в числе сорока других из сожженного меморандума. Гетце…