— Если честно, — мягко продолжил герцог, — то и ее речь звучала без акцента, вполне приемлемо. И имя у нее не плебейское, слава Богу. И ее поведение вчера вечером заслуживает всяческих похвал.
Габриэль прищурился:
— Что ты пытаешься этим сказать, отец?
— Только то, что сказал, Габриэль. У девочки оказались способности, которых я в ней и не подозревал.
— Ну и?.. — Каждый мускул в теле Габриэля внезапно напрягся, превратившись в сталь. Его отец что-то замышлял, но что?
— Исходя из этого, я решил, что устрою через две недели бал в честь вашей женитьбы. Так сказать, официальное признание вашего бракосочетания.
Жесткая улыбка раздвинула губы Габриэля:
— О, это просто бесподобно! Ты забыл, что она американка: или решил, что пора забыть о ненависти к ним и принять ее в лоно семьи? Прижать к своей груди?
Эдмунд гордо выпятил грудь.
— Мои чувства ни на йоту не изменились, — заявил он ледяным тоном. — Я никогда не смогу позабыть, что эти проклятые янки сотворили с Маргарет и Стюартом, — никогда!
— Насколько мне помнится, отец, именно ты заявил, что новое платье не сделает из нее леди.
— Леди Эвелин многому научила ее, но даже я не понимал, до какой степени эта затея удалась — пока вчера сам не убедился, что она вела себя просто блистательно!
Габриэль стоял, словно громом пораженный:
— Леди Эвелин?!
— Да. Она была частой гостьей в Фарли в последние недели. Она и Кассандра в полном восторге друг от друга. Что они нашли друг в друге, для меня тайна за семью печатями. Странная дружба, правда? Так же, как и твой брак, должен заметить.
Габриэлю было уже не до фальшивых улыбок.
— Ты сошел с ума! — отрезал он. — Она не готова к такому испытанию и лишь опозорит себя и нас. Ты хочешь скандала?
— Позволь мне напомнить тебе, — спокойно ответил Эдмунд, — что я всего лишь продолжаю игру, которую начал ты. Именно ты женился на ней, Габриэль. Так что у тебя нет иного выхода, как постараться сделать этот брак сносным.
Глаза Габриэля не отрывались от лица отца.
— Сделать сносным? — медленно повторил он. — Скажи, отец, это именно то, что ты устроил маме?
Эдмунд ничего не ответил. Поза его была застывшей, деревянной, но лицо оставалось по-прежнему невозмутимым.
Холодная ярость овладела Габриэлем, рот его дернулся.
— Ах да, я же упустил самое главное! — ядовито добавил он. — Моя мать всегда была пустым местом для тебя, так же как и я.
Отец не стал отрицать очевидное. Не стал и защищаться.
Габриэль сверкнул на него гневными глазами и распахнул дверь.
— Поступай как знаешь, — яростно прошипел он. — Мне все равно!..