Час спустя Габриэль стоял на самом верху широкой каменной лестницы Фарли-Холла и, оцепенев, провожал взглядом карету, свернувшую в сторону Уоррентона и увозившую туда его жену и сына. Он стоял до тех пор, пока не улеглась пыль.
Эдмунд находился у широких резных дверей в гостиную:
— Боже, до сих пор не могу поверить, что ты позволил ей уехать!
Габриэль так стиснул зубы, что у него свело челюсть. Он прошел мимо отца, словно и не заметил его. Но Эдмунд не отставал от сына, следуя за ним как тень. И неодобрительно нахмурился, когда увидел, что сын налил себе щедрую порцию бренди.
— Габриэль! Ты ничего мне не хочешь сказать? Габриэль с такой силой опустил бокал на поднос, что стекло треснуло.
— Нет! — яростно прорычал он. — Но, видимо, тебе есть что рассказать мне!
— Послушай, — не смутился Эдмунд. — Ее обвинения просто смехотворны! Мало ли где котенок набил себе желудок чем-то непотребным? Откуда ей знать, было что-нибудь в шоколаде или нет? Смертельная доза лауданума! Такое может придумать только воспаленный мозг! А всем известно, что женщины после родов частенько склонны к неуравновешенности и мнительности! Я, конечно, понимаю, ты был обязан успокоить ее, но позволить ей уехать? Ведь ты только подогрел ее страхи, а они наверняка ничем не обоснованы!
— Да ну? Хочу напомнить тебе, что в Кесси стреляли, потом похищали, пусть и неудачно. Так что ее вполне могли попытаться устранить другим способом Я привез ее из Лондона сюда, думая, что смогу обеспечить здесь ее безопасность.
Как видишь, не сумел, потому что тот, кому она мешает, отлично осведомлен о ее вкусах. Так можешь ли ты, положа руку на сердце, осуждать ее за то, что она чуть с ума не сошла от страха? Кто-то же пытался убить ее! И вероятнее всего, кто-то из нашего дома! Это не я, и сомневаюсь, что у кого-то из слуг поднялась бы рука на такое. Так что ответь мне, отец, кого остается подозревать?
Эдмунд застыл, словно проглотил железный стержень:
— Я постараюсь забыть об этом оскорблении, Габриэль, — ты ведь не в себе от горя. Но не будь ты моим сыном, я вызвал бы тебя на дуэль лишь за то, что ты посмел заподозрить меня в подобной пакости! Ни при каких обстоятельствах я не причиню вред тому, кто слабее меня, а уж тем более — моей невестке!
— Но твоя невестка — американка, отец! А как ты ненавидишь янки, знают все.
Эдмунд бешено сверкнул глазами:
— Тем не менее я ни в чем не виноват перед Кассандрой! И не понимаю, зачем ей вообще понадобилось покинуть Фарли?
Рот Габриэля нервно задергался:
— Да ладно тебе, отец. Вероятно, даже к лучшему, что она не осталась здесь. Моя мать не покинула поместья, и вспомни, что с ней случилось.