Шатти ласкала его медленно и с наслаждением. Кеннет уже не только не сетовал на холод, отчасти даже радовался ему. Зимняя стужа обостряла чувства и проясняла голову. Будь на улице теплее, развязка наступила бы слишком быстро.
Кеннет уперся ладонями в мачту по обе стороны от ее головы, наслаждаясь каждым прикосновением холодных пальцев, упиваясь немыслимо приятными ощущениями, которые, как сам он хорошо знал, вечно длиться не будут.
О, как отчаянно ему хотелось овладеть девушкой, ощутить тепло ее влажного лона…
И, словно прочтя его мысли, Шатти замедлила темп.
— Пожалуй, нам понадобится… кое-что, — смущенно прошептала она.
— Может быть, одеяло? — поддразнил Кеннет и достал из заднего кармана серебристый пакетик.
Онемевшими от холода пальцами он разорвал фольгу и протянул содержимое девушке.
Шатти сама надела ему презерватив. Казалось бы, чего проще, но Кеннет затаил дыхание и попытался сосредоточиться на иных мыслях.
Шатти подняла взгляд.
— Люби меня, — прошептала она.
— Сначала я должен знать… — отозвался Кеннет.
— Что знать?
Кеннет с трудом перевел дыхание и наклонился ближе, к самому ее уху.
— Скажи, что никого другого в твоей жизни нет.
— Никого другого в моей жизни нет, — еле слышно выдохнула Шатти.
Последние остатки самообладания тут же оставили Кеннета. Он обхватил девушку за талию и чуть приподнял над палубой, заставляя обвить ногами свои бедра. Напрягшееся мужское естество теперь упиралось во влажную ткань трусиков, стремясь в жаркое, невероятно жаркое лоно. Кеннет отвел полоску ткани в сторону и медленно и осторожно подался вперед.
Шатти сдавленно вскрикнула и на мгновение зажмурилась. А Кеннет словно оцепенел.
Мысли его смешались, сердце гулко застучало, перед глазами поплыли круги. Он отчаянно хватал ртом воздух, в груди стеснилось, словно иссяк запас кислорода. Каждый наэлектризованный нерв его вибрировал, в воздухе потрескивали разряды. Краем сознания он понимал, что произошло нечто, чего быть вроде бы никак не могло. Но наслаждение было таким острым, что воспринималось изысканной мукой, и отказаться от него он был не в силах.
Шатти прошептала его имя, подбадривая, давая понять, что прекрасно осознает происходящее. И Кеннет, решившись, задвигался, крепче прижимая ее к мачте. Каждый новый натиск приближал его к апофеозу, казался упоительнее предыдущего. Молодой человек в жизни не испытывал ничего подобного. Но ему требовалось не только ее тело, а нечто большее, нечто гораздо более важное, чем физиология.
Шатти хватала ртом воздух, задыхаясь от не испытанного никогда ранее наслаждения. Но вот она застонала, пронзительно вскрикнула, выгнулась — и он подался вперед, зная, что финал близок.