— Что ж, не возражаю, — говорю я как можно спокойнее. — Пожалуйста, Тоня, не мешай. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
— Сиди, — Тоня сердито усаживает меня и, снова повернувшись к парню, говорит ему:— А ты, Ленька, сейчас же уходи, слышишь? И больше не попадайся мне на глаза.
К моему удивлению, парень, потоптавшись на месте, подчиняется. Скользит по мне взглядом, как бы давая понять, что наш разговор не окончен. Против этого я тоже не возражаю и незаметно киваю ему головой.
— Кто это? — спрашиваю я у Тони, проводив парня взглядом.
— Ленька Балюк, — она пожимает плечами. — Работает водолазом на спасалке. — И, помолчав, добавляет:— Но ты не бойся, он тебя не тронет.
— Бояться? Мне?
— Ты его не знаешь, его все боятся, — говорит она.
— Но ты ведь его не боишься?
— Так это же я…
В ее голосе такая уверенность, что у меня возникает подозрение. Кто он ей, этот Ленька? Отчего она имеет такую власть над ним? От одной мысли, что она могла и с ним когда-нибудь вот так же сидеть на этой лодке, как сидит теперь со мной, у меня начинает болезненно ныть сердце.
Тоня видит, что я насупился, и смеется. Ленька еще не успел скрыться за деревьями и может нас видеть, но она прижимается ко мне. И прежде чем я успеваю сообразить, что произошло, она отталкивает меня, шепчет: «А целоваться ты не умеешь…» — и бежит к дому. Оттуда доносится ее озорной голос:
— Спокойной ночи, морячок!
У шлагбаума, в том месте, где шоссейную дорогу пересекает железнодорожное полотно, стоит, отфыркиваясь и изрыгая пламя, черный лоснящийся паровоз. На него по лесенке взбирается с фонарем в руке такой же черный человек, и паровоз трогается. Когда он отъезжает, я вижу Леньку Балюка. Он стоит на шоссе, ждет. Меня это нисколько не удивляет. По правде говоря, на его месте я поступил бы точно так же.
— Поговорим, что ли? — спрашивает Ленька.
— Можно.
Он подходит вплотную, и я невольно отшатываюсь, чтобы отразить удар. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Но Ленька хрипло смеется.
— Не бойся, дядя шутит, — говорит он. — Отложим до следующего раза. Ты курящий?
— А что?
— Спички потерял, — он хлопает по карманам.
Потом, помедлив, вынимает пачку двухрублевых папирос «Труд» и предлагает: — Потрудимся?
— Не возражаю.
Мы закуриваем и идем рядом. Я все еще поглядываю на Леньку с опаской. Жду подвоха. Что он задумал? Почему молчит?
Наконец Ленька сбивает мизинцем пепел с папиросы и говорит:
— Твое счастье, что ты матрос. Я думал — ты пижон… Они за Тоней стаями бегают, как шакалы.
— В самом деле?
— А ты что думал? Ей это нравится, она перед ними хвостом крутит, — он скрипнул зубами. — Подлец буду, если вру.