— Не понимаю, отчего вас занимают такие пустяки, — сказал он. — Ваше жалованье не имеет никакого значения, как не имеет значения и то, чем вы сейчас занимаетесь. Моя мать больна, серьезно больна, и это единственное, что меня волнует. Если вы находите, что время нестерпимо тянется, то, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Поищите сами, чем бы вам заняться или развлечься…
— Но я имела в виду совсем другое! — Ким даже задохнулась от возмущения. — И мне совсем не нужно, чтобы меня развлекали, я просто хотела заняться делом. Мне ненавистно положение, при котором я должна навязывать свое общество… в данном случае навязываться человеку, который платит мне жалованье!
Брови Гидеона Фейбера поползли вверх, выражение лица изменилось. Он замер перед Ким, посмотрев на нее с любопытством.
— Вы в самом деле так прямодушны? — тихо спросил он.
— Надеюсь, — ответила она, чувствуя, как вспыхнуло ее лицо. — Я искренне надеюсь на это.
— И вам здесь не скучно?
— Скучно? — Ким взглянула за окно на террасу с каменными вазами и ступенями, спускавшимися к бархатным лужайкам, за ними вдали виднелись голые деревья, над верхушками которых кружили грачи. Она плотно сцепила пальцы в решительном жесте. — По правде говоря, я с ужасом ждала минуты, когда вы скажете, что в моем присутствии здесь больше нет необходимости, — призналась она или, скорее, выпалила. — Видите ли, я уже начала мечтать, как устроюсь здесь и буду счастлива, и тут вдруг…
— Моя мать повела себя немного неразумно, после чего и заболела?
— Да.
— И это, естественно, положило конец всем мемуарам!
— Разве? — Ее голос выдавал, что она услышала самое худшее, что могло быть. — Значит, вы действительно полагаете…
— Нет, не полагаю, — ответил он резковато, но в то же время вполне любезно. — Думаю, моя мать, если поправится, с удовольствием обрушит на вас все секреты своей молодости, а пока что вам придется успокоить свою совесть обманными заверениями о важности вашей роли в этом доме. Скажите себе, что в вас нуждаются, если не моя мать, то кто-то другой.
Ким снова густо покраснела. Ее голубые глаза ярко блестели.
— А не могла бы я помочь вам, мистер Фейбер? — предложила она. — Разве здесь не найдется какой-нибудь секретарской работы для меня?
С минуту, длившуюся очень долго, он пристально вглядывался в нее, а затем улыбнулся удивительно приятной улыбкой.
— Вот что я скажу, мисс Ловатт, — произнес он. — Моя мать всегда вам рада и готова принимать вас всякий раз, как вам захочется заглянуть в ее комнату. Дежурная сестра не будет возражать.
— О! — воскликнула Ким, почувствовав огромное облегчение и непонятно почему удовольствие. — В самом деле?