– По закону ты должен сознательно содействовать им, Бен. Этот Консерга никогда не говорил тебе, что он собирается делать с золотом?
Рааб покачал головой:
– Нет.
– Он никогда не объяснял тебе, что деньги, которые он тебе платит, получены нелегальным путем?
Рааб снова отрицательно покачал головой. Отпил большой глоток из бутылки с водой.
– Получается, что если ты не знал, значит, ты не знал, верно, Бен? То, что ты мне рассказал, выглядит нормально. В соответствии с законом РИКО карается заговор, если он «сознателен» или с «дурными намерениями». Ты же не можешь быть участником, а тем более помогать или подстрекать, раз ты не знал.
В устах Мела все звучало логично и убедительно. Он едва сам не поверил. На самом деле он сделал несколько существенных ошибок, неправильно оценил ситуацию. Вот с этим ему нужно справиться. Он действовал слепо, глупо, движимый жадностью. Но он никогда не знал, с кем имел дело или куда шло золото. Завтра беседа с государственными работниками будет продолжена, и от нее в большой степени будут зависеть следующие двадцать лет его жизни.
– Но вот этот последний вопрос. Этот парень Берроа… все осложняет. Это плохо. Я хочу сказать, у них есть запись твоего голоса. Ты обсуждал секретные вопросы с агентом ФБР. – Мел присмотрелся к нему. – Послушай, это важно, Бен. Мы с тобой много лет дружим. Есть ли что-нибудь, что ты от меня скрываешь? Что-то такое, что прокуратура может знать? Сейчас самое время рассказать.
Бен посмотрел Мелу в глаза. Мел был его другом более десяти лет.
– Нет.
– Ну, хоть здесь повезло. – Адвокат немного расслабился и что-то записал в блокноте. – Нам повезло, что на самом деле ты не тот, кто им нужен. В противном случае нам нечего было бы обсуждать. – Мел некоторое время не сводил с него взгляда, затем покачал головой. – О чем ты только думал, Бен, черт бы тебя побрал?!
Бен откинул голову на сиденье и закрыл глаза. Двадцать лет его жизни коту под хвост…
– Я не знаю.
Что он знал точно, так это что самое тяжелое впереди. То, что произойдет, когда он приедет домой. Когда он войдет в дверь и вынужден будет объяснять семье, которая доверяла ему и уважала, что та плавная, ведущая вверх дорога, к которой они привыкли, внезапно оборвалась. Что все, к чему они привыкли и на что полагались, как на само собой разумеющееся, больше не существует.
Он всегда был скалой, добытчиком. Постоянно говорил о гордости и семье. Его рукопожатия было достаточно для скрепления сделки. Теперь все изменилось.
Рааб почувствовал, как заныл желудок. Что они о нем подумают? Смогут ли понять?