Кейт остановилась у прилавка, где продавали безделушки, и купила маленькое полированное серебряное сердечко, которое решила подарить матери. На нем была надпись, показавшаяся ей забавной: «Сахарная девочка».
Пока она ждала, поглядывая то на часы, то на море и на веселящийся люд, она припомнила давнишний эпизод, который был похоронен глубоко в ее памяти.
Она была в старом доме. Лет ей тогда было восемь, может быть, десять. Она не пошла в этот день в школу, сказавшись больной. Уговаривала мать пойти и взять напрокат фильм, потому что перспектива весь день сидеть дома и выздоравливать показалась ей тоскливой.
– Хочешь я сама покажу тебе фильм? – спросила мать.
Кейт сначала не поняла, что она имеет в виду.
Они провели несколько часов на полу в кабинете, Кейт все еще в пижаме. Из коробки со всяким старьем Шарон достала старую афишу.
Это была афиша «Вестсайдской истории».
– Когда мне было столько же лет, сколько и тебе, это был мой любимый мюзикл. Мама водила меня на него в театр «Уинтер-Гарден» в Нью-Йорке. Давай и я тебя туда отведу?
Кейт просияла.
– Здорово.
Мать поставила кассету в видеомагнитофон и включила телевизор. Они уселись, прижавшись друг к другу, на диван и следили за историей Ромео и Джульетты, которых в этом фильме звали Тони и Мария, и их семьями – Шарками и Джетами. Иногда мать подпевала, причем она знала каждое слово: «Если ты Джет, то ты Джет во всем, от первой сигареты до могилы», а когда зазвучала танцевальная мелодия «Мне нравится в Америке», Шарон вскочила с дивана и повторила танец в точности, танцуя в унисон с Анитой, выбрасывая руки вверх и стуча каблуками. Кейт отчетливо помнила, что ей стало смешно.
– Все, кого я знала, хотели быть Марией, – сказала мать, – потому что она – самая хорошенькая. Но я хотела быть Анитой, уж очень хорошо она танцевала.
– Я и не знала, что ты умеешь так танцевать, мамочка, – сказала удивленная Кейт.
– В самом деле? – Шарон снова села на диван с усталым вздохом. – Поверь, ты еще очень многого обо мне не знаешь, солнышко.
Они досмотрели фильм до конца, и Кейт помнила, что она плакала, когда мать пела «Есть место для нас» вместе с обреченными Тони и Марией. Кейт помнила, какой близкой к матери она себя тогда чувствовала, как этот эпизод стал чем-то, что она всегда с радостью вспоминала. Возможно, когда-нибудь она расскажет о нем своей дочери.
Она печально улыбнулась. «Ты еще очень многого обо мне не знаешь…»
– Солнышко…
Кейт обернулась. Перед ней стояла Шарон. На ней были оранжевая водолазка и очки в черепаховой оправе. Густые волосы стянуты сзади.