Мои смертные начинают раздражать меня.
– У вас просто паранойя, – заявляю я.
– И кто виноват? – спрашивает Аналитик, который знает, о чем говорит.
Наступает тяжелое молчание. Я еще вырастаю и делаю успокаивающий жест.
Я не безупречный бог. Вы должны меня понять. Я дал вам праздник, который называется праздник Прощения. Думайте в этот день и обо мне. Простите вашего бога за то, что он не всегда может спасти вас. Вы помните все кровопролития, в которых погибали ваши близкие, но знайте, что их было бы еще больше, если бы я не вмешался.
Похоже, мои слова их не слишком впечатлили. Я же, что странно, чувствую себя все лучше и лучше. Словно говоря правду, избавляюсь от груза вины.
Они смотрят на меня, и в глазах их нет прощения.
– Ты оставил нас, – повторила женщина с косой.
Я чувствую, что должен что-то сделать, реабилитироваться. Бог должен подтвердить свой авторитет. Я вырос еще – должно быть, во мне уже пять метров росту. Хоть ростом я должен подавить этих маленьких неблагодарных смертных.
– Я всегда поддерживал вас. Маленький мальчик поднимает руку.
– Почему ты сейчас просишь у нас прощения?
– Я не прошу прощения. Я не хочу, чтобы вы похоронили меня и забыли. Я хотел с вами поговорить.
– Пока ты молчал, мы могли выдумывать твои слова, – ответил мальчик.
– Пока мы не видели тебя, мы могли выдумывать, как ты выглядишь, – поддержала его женщина с косой.
– Пока тебя не было, мы могли верить, что все это не по твоей вине, – добавил священник в сутане.
– Мы сами находили объяснения твоим поступкам, – сказал Аналитик.
– И находили тебе больше оправданий, чем ты сам мог бы придумать, – сказал Просвещенный.
– Мы думали, что в последний момент ты откроешь нам, зачем все это было нужно, и, словно в последнем акте спектакля, все встанет на свои места, все несправедливости будут исправлены, – крикнул Связующий.
– А теперь ты, как какой-нибудь неудачник, заявляешь, что сделал все, что мог! И хочешь, чтобы мы тебя простили!
В толпе поднялся ропот.
– Лучше бы ты остался в гробу, – сказал священник. – Слово имеет великую силу, но богу подобает оставаться втайне от своих подданных.
Люди-дельфины кивали тому, что он говорил.
– Лучше мы будем задумываться, существуешь ты или нет, чем видеть тебя таким, какой ты есть, – сказал мальчик.
А ведь Эдмонд Уэллс говорил мне: «Никогда не объясняйся. Никогда не оправдывайся. Как только ты попытаешься объяснить свои поступки, тебя тут же сочтут виноватым».
Я внезапно понимаю, что бог не должен являться своему народу.
Люди-дельфины молча смотрят на меня, и я не вижу в них ни малейшего уважения, ни малейшего почтения к себе. Ловлю на себе взгляды, которые словно говорят: «Если бы мы могли выбирать, то никогда не выбрали бы тебя».