Отличные боевые качества МИГ-3 были как бы скрыты за некоторыми его недостатками. Достоинства этой машины становились доступными только для тех летчиков, которые владели умением находить их и использовать.
С переучиванием мы торопились. Чувствовалось, что на западных границах назревают грозные события. Немецкие разведчики все чаще и чаще вторгались в наше воздушное пространство. В начале июня командование дивизии выдвинуло к самой границе первое переучившееся звено.
Командир звена лейтенант Валентин Фигичев, смуглый, высокий, с большими черными бакенбардами, так не похожий на жителя Урала, откуда он родом, с гордостью принял ответственную вахту на самом краю нашей земли, у Прута. В нашем лексиконе появилось слово «Пырлица» — место расположения аэродрома подскока (с него можно было идти на перехват внезапно, как из засады).
На мою долю в эти дни тоже выпало сложное задание. Наше звено — теперь в обновленном составе: лейтенанты Дьяченко, Довбня и я — должно было испытывать собранные в Бельцах новые машины и перегонять на аэродром Маяки.
Почти ежедневные перелеты из Бельцев за Днестр немало способствовали мне и моим друзьям в овладении новой машиной.
МИГ-3 легко пикировал, набирая скорость свыше пятисот километров, делая после этого горку в шестьсот-семьсот метров. (И-16 мог дать горку значительно меньшую.) Такая большая вертикаль — это высота, а высота — это запас скорости. Мне полюбилась эта машина, качества и рисунок которой как бы подтверждали ее назначение: атака!
Поднимаясь на таком истребителе в воздух, летчик чувствовал себя сильным, уверенным. Отрабатывая фигуры высшего пилотажа, я думал о новых приемах воздушного боя, о том неожиданном для противника маневре, который ставит тебя в выгодное по отношению к нему положение. Ведь только это может принести победу в поединке. Когда в руках есть скоростная, хорошо вооруженная машина, мысль проникает в более сложные детали пилотирования, маневра, боя, ищет чего-то нового в нашем искусстве.
В эти дни я где-то вычитал о том, что человеку, чтобы среагировать на какое-то явление, нужно полсекунды времени. Хорошо обученный, натренированный летчик реагирует еще быстрее. Но у летчиков реакция тоже не у всех одинаковая. Чем она острее и точнее, тем неожиданней твои действия для противника. Чтобы выработать в себе это качество, надо в тренировочных полетах, рассуждал я, не бояться напряжения, чувствовать всегда, что ты идешь в настоящий бой.
Это было главной отличительной особенностью моей летной практики. Я любил пилотировать резко, любил предельные скорости и высоты, стремился довести до автоматизма координацию движений рулями управления, особенно на вертикальных фигурах и выходе из пикирования. Тот, кого пугало это, называл мои резкости «крючками». Но одно дело — рассудительная предосторожность, и совсем другое — недооценка возможностей самолета. Явно ошибались товарищи, считая, что воздушные бои с врагом будут происходить точно так же, как учебные над аэродромом, — строго по схеме и только в составе группы.