Тем временем Ксана прибрала в комнате у Незабуд-ного.
Разложила бумажные салфеточки, подмела. Аккуратно чистой тряпочкой обтерла она серебряное тело гладиатора на кубке. Она уже собралась уходить, но Артем Иванович попросил ее немножко посидеть с ним. Ксана взяла стул и пододвинула к кровати, на которой лежал Неза-будный.
— Как там мой парижанчик? Ничего? Подтягивается?
— По математике совсем уже хорошо! — с полной готовностью и торопливо заговорила Ксана. — Только по русскому ему немножко трудно с непривычки. Окончания в падежах немного еще путает. Но это у него исправится. Елизавета Порфирьевна сказала, что он способный.
— Вы с ним построже там. Он балованный. Отвык от порядка. — Мы все решили его перевоспитать, — сказала Ксана.
— Ну раз все, так уж справитесь, а то мне одному не под силу. — Незабудный усмехнулся и вздохнул. — У меня для него авторитету мало. Считает, видно, что самого меня еще недовоспитали полностью.
Незабудный, двинув мохнатой бровью, легонько подмигнул Ксане.
— Артем Иванович! — Ксана, по-видимому, решила начать какой-то серьезный разговор.
— Да ты меня зови просто дедя Артем.
— Дедя Артем… А какой мой папа был? Мне бабушка все рассказала, как вы его один раз спасли. Он красивый был, мой папа?
Незабудный хорошо представил себе исхудалое лицо в кровоподтеках и струпьях, запавшие глаза и синеватые губы над бледными деснами с наполовину выбитыми зубами.
— О-о! С лица он, папа твой, Ксаночка, загляденье был! — быстро сказал Незабудный и откинулся на подушку. — Такой с виду хороший был. Орел! Вот как перед школой стоит, такой и был…
— А тоже был сильный?
Артем вспомнил обвисшее на его руках, совершенно невесомое тело, шею с выпирающими острыми хрящами, с бледной кожей, натянутой, как перепонка, над провалами ключиц.
— Не поверишь! — сказал он. — Не поверишь, до чего здоров был.
— Высокий?
— Ну, чуть помене меня, конечно. Но уж такой стройный, такой ладный.
— А бабушка говорит, он не такой уж большой был ростом.
— Да матери сын родной и до самой его старости все дитя малое. Это уж водится так.
— Он очень смелый был, да?
— Уж тут-то я не знаю и был ли когда-нибудь кто храбрее его!
Артем приподнялся на подушке. Теперь уже было легче. Все было теперь правдой. Нечего было таить. Все было так, как в жизни. И он рассказал Ксане о том, как ее отец, знаменитый по всей Италии русский партизан Бог-ритули, прикрывал уход стариков, женщин, ребятишек из окруженного фашистами села. И как боялись его при жизни фашисты. И как несли после смерти благодарные итальянцы его гроб сотни километров, передавая из рук в руки, из селения в селение, как почетную эстафету. Все, что узнал он от людей в Италии про бесстрашного Богритули, про легендарного сына его дорогих друзей, все расссказал Ксане Артем Иванович Незабудный. Она слушала его, то пугающе бледнея, то вспыхивая вся и разгораясь и делаясь действительно похожей на тоненькую свечечку с нежным, колеблющимся и лучистым огоньком.