— Не скажи. — Сеня задумчиво покачал головой. — По-моему, наоборот, он сильнее к Милке относится. Как считаешь?
Сурик пожал плечами.
— Да, я тоже так считаю, что наблюдается.
— Видно, что ни в чем он не разбирается.
— Где ему разобраться!
И оба зашагали молча.
В тот же самый час Ксана, которая делала домашнее задание вместе с Милой, собирая книжки, чтобы идти домой, остановилась на мгновение у порога, а потом таинственно сообщила:
— Знаешь, Милка, когда мы вчера шли с ним с пения… он мне вдруг говорит: «А сколько, говорит, вашей подруге лет?» Я говорю: «Мы с ней одного года рождения». А он не понял, спрашивает: «Как это?» Ну я ему объяснила. Потом он стал считать, а после как удивится и говорит: «А на вид совсем уже как мадмуазель, интересная».
— Врешь, Ксанка, так и сказал? Мадмуазель? И интересная?
— Я, кажется, не имею привычки сочинять.
Мила испытующе посмотрела на подругу, подошла к зеркалу, поправила волосы и глянула еще раз, уже из зеркала, на Ксану.
Потом сказала ей, не оборачиваясь:
— А он меня про тебя тоже спрашивал.
— А что про меня? — Ксана, не доверяя зеркалу, быстро заглянула в лицо подружке.
— Подошел на переменке и говорит: «Почему, говорит, ваша подруга такая всегда задумчивая?»
— А ты что?
— А я говорю: «Она большей частью вообще обычно очень серьезная, потому что много пережила».
— Ну и он что?
— Л он говорит: «Это, говорит, заметно — чувствуется. Я тоже, говорит, много пережил, как и она».
— Так и сказал: «Как и она»? Ой, Милка!
И они, визжа, схватив друг друга за плечи, долго прыгали и кружились на месте.
У бабушки Галины Петровны в этот вечер был большой доклад во Дворце шахтера. И она после обеда прилегла соснуть часок перед выступлением. Ксана осторожненько примостилась на диване возле нее, подползла неслышно, притерлась к плечу и стала легонько толкаться лбом ей за ухом.
Конечно, бабушка проснулась:
— Ишь, подкралась, ящерка…
— Ты спи, спи. Я не буду тебе мешать. Я только так, помышкаться.
— Брысь, пошла отсюда!
— Я буду тихонько. Прошло несколько минут.
Бабушка дышала ровно. Только веки ее чуть подрагивали.
— Бабушка, ты спишь? — зашептала Ксана.
— М-м? — откликнулась бабушка, едва двинув губами и не открывая глаз.
— Нет, ты спи. Я только тебя хочу спросить. Бабушка, а разве это может быть так, что живут вот, живут… И вдруг какой-то человек сделается, ну, почти что важнее всех?
— Ну, сразу уж так это не делается, — сонно проговорила бабушка. — Это надо, чтобы по душе пришелся, чтобы из всех был самый такой, выбранный.
— Чудно как-то! — Ксана поежилась, устроилась поудобнее на плече у бабушки, помолчала, потом опять шепотом: — Ну, а если они даже раньше и не учились вместе?