Элен он пожирал глазами, но искоса. Будто боялся обжечься. Если же она вдруг случайно останавливала на нем взгляд, его красное лицо становилось пунцовым. Собрав хлебом весь желток – ел он опрятно, не ронял вокруг капель и крошек, – он выскреб остатки белка, ловко разбил ложечкой скорлупу и истолок ее в порошок на дне рюмочки. Потом, как-то незаметно и особо не стесняясь, положил голову на колени хозяину – ни дать ни взять верная псина-сенбернар. Тот попытался было его отстранить, но куда там. Это была его прерогатива, он был в своем праве. Живя в затворничестве, господин и слуга, связанные нерасторжимыми узами, преодолели разницу в социальном статусе. В этой допотопной парочке, уединившейся в тепле высоко в горах было что-то смешное и трогательное одновременно. Интересно, подумалось мне, а как на это смотрит законная супруга?
Мы выпили по последней, и «сам» наконец подал знак отправляться на боковую, пожелав нам доброй ночи. Он обещал утром отбуксировать нашу машину и, если потребуется, послать за механиком. Нас слегка развезло, и мы пребывали в блаженном состоянии, среднем, между усталостью и опьянением. Коротышка проводил нас в спальню по замысловатому лабиринту коридоров – без него мы бы там заблудились. Мы шли мимо множества дверей, расписанных цветочным и звериным орнаментом. Нас разместили наверху – дом был двухэтажный, – в прекрасной комнате, обшитой светлым деревом, с кроватью в алькове, задернутом занавесями. Подушки были набиты нежнейшим пухом, наволочки с вышивкой. Две грелки, спрятанные под пухлыми, как брюшко, перинами, уже согрели простыни. На полу стояли меховые тапочки – большая пара и маленькая. Элен от всех этих знаков внимания пришла в восторг и удивилась, откуда они смогли хотя бы приблизительно узнать наши размеры. Окна с двойными рамами были закрыты окованными железом ставнями, от большой, облицованной синим кафелем голландской дровяной печи исходило восхитительное тепло. А уж ванная комната была просто мечта: ванна походила на маленький бассейн, хромированные краны сияли, натертый пол блестел и приятно пах воском. Да, эти люди умели жить. Даже в дорогом отеле мы бы не получили такой отменной комнаты.
Как я и опасался, Элен была чересчур возбуждена. Наше приключение и цветистые комплименты Стейнера раззадорили ее. Едва закрылась за Раймоном дверь, как она прижалась ко мне, будто в томном танце, стараясь поймать мои губы. Вечная история: я шарахался от ее авансов, пугаясь их, и недоумевал, почему столь утонченное существо позволяет себе так распускаться. Она подтолкнула меня к кровати и опрокинула навзничь на перину.