– То есть вы хотите сказать, что удовлетворение прочно и долговременно, а счастье зыбко и мимолетно?
– Да, именно так! Впрочем, у счастья много оттенков. Я, например, до сих пор помню свою первую вылазку, когда мы решили захватить английское торговое судно. Все закончилось успешно, и мы благополучно доставили его в порт. Я был по-настоящему счастлив в эту минуту. Мне удалось достичь того, к чему я стремился, удалось, несмотря на все трудности.
– Да, – проговорила она, – да… Я понимаю.
– И таких минут, поверьте, наберется немало. Я испытываю счастье, когда заканчиваю рисунок и вижу, что под моим пером он обретает ту форму, которую я хотел ему придать. Вот вам и еще один оттенок счастья.
– Мужчинам проще, – сказала она, – природа создала их для творчества.
Они могут сотворить счастье своими руками, с помощью силы, ума или таланта.
– Верно, – ответил он, – но и у женщин есть свое призвание – дети.
Воспитать ребенка не менее сложно, чем нарисовать хорошую картину или разработать план операции.
– Вы действительно так считаете?
– Разумеется.
– Мне это никогда не приходило в голову.
– Но ведь у вас есть дети?
– Да… двое.
– Неужели вы не чувствовали себя творцом, когда впервые держали их на руках? Неужели вы не говорили себе: "Это создала я. Это мое творение"?
Неужели вы не были тогда счастливы?
Она задумалась, а потом с улыбкой ответила:
– Да, пожалуй, вы правы.
Он отвернулся и начал разглядывать безделушки, стоявшие на камине.
– Вы слишком беспечны, – проговорил он наконец, – нельзя оставлять на виду такие сокровища, когда приглашаешь в гости пирата. Вот эта шкатулка, например, стоит никак не меньше нескольких сотен фунтов.
– Я вам доверяю.
– Совершенно напрасно.
– Я рассчитываю на вашу снисходительность.
– Про меня говорят, что я не знаю снисхождения.
Он поставил шкатулку обратно и взял в руки миниатюру Гарри. Некоторое время он разглядывал ее, тихонько насвистывая, потом спросил:
– Ваш муж?
– Да, – ответила она.
Он ничего больше не добавил и молча водворил портрет на место. И это его молчание, а также то, что он ни словом не обмолвился о достоинствах или недостатках миниатюры, о ее сходстве с оригиналом, неожиданно больно задело ее. Она поняла, что он не слишком высокого мнения о Гарри, что он считает его жалким и никчемным. Ей стало досадно, что она поставила портрет на камин и что Гарри был именно таким, каким изобразил его художник.
– Портрет сделан очень давно, – проговорила она, словно оправдываясь, – еще до нашей свадьбы.
– Вот как? – произнес он. Затем помолчал и спросил:
– А ваш портрет, тот, что висит в спальне, написан в это же время?